Нэнси успела на первый рейс в Штаты. Глядя из иллюминатора лайнера, берущего разбег под нещадно палящим солнцем Дели, Нэнси не могла избавиться от ощущения, что вплотную подошла к постижению страшной истины — той самой, что разрушила Херцога, как только он познал ее. Она завидовала Джеку, его отношению к жизни, его решительному отказу от самой мысли о том, что Херцог мог говорить правду. С другой стороны, все эти загадки и тайны, истинные или нет, ей самой казались слишком значительными, чтобы свести их к жизни одного человека. Они с Джеком договорились держать в тайне свое путешествие — в особенности то, что они нашли Антона Херцога. Отправляясь в Тибет, Нэнси ожидала, что это будет самый грандиозный материал ее жизни. В некотором смысле — пожалуй, самом глубоком — так и получилось. Но на обратном пути в Индию, анализируя и переоценивая все, что они услышали и пережили в пещере, Нэнси и Джек осознали: никто не поверит им и не поймет их. Величайшая повесть ее жизни никогда не увидит свет.
Прощаясь с Джеком на делийском вокзале, Нэнси пообещала перевести на его счет деньги. В шумном вестибюле вокзала они несколько мгновений молча смотрели друг на друга, обтекаемые людским потоком. Затем Джек сжал ее ладонь и поцеловал в щеку.
— Не ломайте голову над тем, что он говорил. Все это вранье. Его смерть доказывает это. А то, что мы выжили, доказывает наличие у нас свободной воли. Или Оракул лжет.
И Джек ушел обратно в свой мир торговцев древностями, доисторических костей, долгих душных делийских ночей. Нэнси глядела ему вслед и видела, как он качает головой, словно пытается стряхнуть воспоминания о пережитом.
Она смотрела ему в спину, и ее сердце больно сжималось: в душе затеплился росток чувства к этому человеку. В других обстоятельствах их отношения наверняка бы получили романтическое продолжение. Возможно, она поступила необдуманно. Джек неразрывно связан со всем, что ей пришлось испытать, он — часть ее нового опыта, перевернувшего ее душу, как землетрясение. Но им обоим было необходимо как можно дальше уйти от случившегося, а сделать это они могли лишь поодиночке.
Нэнси возвратилась в Нью-Йорк, к Бруклину и тенистым улочкам Парк-Слоуп, к своим друзьям, к старым знакомым кафе и книжным магазинчикам. Пришла весна, в Центральном парке распустились цветы. Ей предложили отпуск, но она отказалась, боясь долгих часов наедине с собой, и предпочла работу редактора отдела. С облегчением Нэнси погрузилась в уютный мирок дедлайнов, утренних издательских летучек, нарастающего ажиотажа перед подписанием номера в печать, корпоративных вечеринок и обедов — мирок утешительной и жизнеутверждающей активности. Постепенно странный индийский опыт отошел на второй план: по крайней мере, Нэнси уже не думала об этом постоянно и часами или даже целыми днями не вспоминала о пережитом. Ей удалось похоронить эти воспоминания. Она поняла, что есть единственный способ вернуться в нормальное состояние: мировоззрение Херцога, его рассказ в пещере, его мечты и кошмары, его мир, в котором демоны и Учителя правили судьбами человечества, необходимо заглушить неумолчным шумом повседневной жизни. Херцог глубоко заблуждался или, как считал Джек, потерял рассудок. Монахи Шангри-Ла не спасали его, и он никогда не следовал судьбе, якобы предначертанной для него Оракулом. Теперь Нэнси считала рассказ Херцога следствием искаженного восприятия мира, а его историю о путешествии в Шангри-Ла и о «Книге Дзян» — чистой воды фантазией.
А затем, ранним летним утром, ровно в семь зазвонил телефон. Нэнси была дома. Лежа в кровати, она слушала радио и думала лишь о том, что пора вставать. Она подняла трубку, недоумевая, кто звонит в такую рань, не дожидаясь ее прихода на работу. Голос в трубке был таким знакомым, таким важным для нее, что у Нэнси задрожали руки.
— Нэнси, это Джек.
На мгновение она онемела.
— Нэнси! — повторил он, словно испугался, что связь прервалась.
— Джек, вот это сюрприз, — ответила она, пытаясь говорить теплым дружеским тоном. Старый приятель, спутник в давнишнем путешествии — вот что означал этот тон.
— Извините, что так долго не давал о себе знать. Я… Ну, вы понимаете… Звоню, потому что я в Нью-Йорке, проездом. Я сейчас в аэропорту. Подумал, может, выпьете со мной кофейку? Если еще не сгорели на работе.