Нет, не могла я так быстро заболеть, подумала Нэнси. Это было бы слишком несправедливо.
Она пошарила на прикроватном столике, нашла свой телефон и уставилась на часы дисплея, не соображая, перевела ли она время с нью-йоркского на делийское. Ей вспомнилось, что самолет приземлился глубокой ночью. Водитель провел ее через толпы нищих и зазывал, предлагавших обменять доллары и найти дешевую гостиницу, и она укрылась в салоне поджидавшего «мерседеса». Откинувшись на спинку, Нэнси утонула в неудобном из-за слишком большого размера кожаном заднем сиденье и неотрывно смотрела в окно на живописный хаос ночного Дели, как на экран телевизора. Это продолжалось до того мгновения, пока машина вдруг не скользнула в темень пустынной улицы и не остановилась перед многоквартирным жилым домом.
Нэнси Келли приехала в Дели, чтобы занять пост главы южно-азиатского отдела «Интернэшнл геральд трибьюн». Ей было тридцать — слишком молода для такой должности, однако ей просто очень повезло со сроками. Назначение стало новым этапом и в ее карьере, и в личной жизни. Нэнси надеялась, что новая работа поможет ей оставить за плечами недавнее прошлое, а экзотичность и красоты Индии вытеснят из памяти последние месяцы в Нью-Йорке — месяцы, тянувшиеся, как долгие годы.
В дверь продолжали стучать, однако Нэнси по-прежнему не находила в себе сил подняться с кровати. На дисплее телефона пульсировала иконка нового сообщения. Нэнси слабо крикнула в сторону двери: «Иду, секундочку!» — и открыла сообщение. Его прислал ее бывший бойфренд Джеймс Лонг, корреспондент «Трибьюн» в Буэнос-Айресе. Сердце Нэнси упало — она не могла избавиться от мысли, что это дурной знак: по прибытии в Индию первым получить сообщение именно от Джеймса. Они познакомились пять лет назад, когда работали в нью-йоркском офисе. Встречались три года. Без сомнения, она была влюблена в Джеймса, однако будущее оба видели по-разному. Он хотел семью и жену, которая сидела бы дома и растила детей; в ее планы такое совершенно не входило. В конце концов Джеймс объявил, что нашел другую (познакомился с ней, когда Нэнси была в одной из своих бесконечных заграничных поездок) — именно такую, о какой мечтал: домоседку с выраженным материнским инстинктом. Новая девушка была из Аргентины, и Джеймсу, похоже, очень повезло: буквально на следующий день подвернулась работа в Буэнос-Айресе, и он получил ее. То ли из-за этого, то ли потому, что он так часто оставался один… С тех пор минуло три месяца. Нэнси, конечно, следовало ожидать подобного, однако разрыв она восприняла очень тяжело. Она знала, что они не пара, но это не останавливало ее и не мешало любить Джеймса.
«Милая моя Нэнси, прости, пожалуйста, что не отвечал на твои звонки. Я говорил тебе в последнюю нашу встречу, что лучше будет, если…»
Она бросила читать и взвесила телефон на ладони, прежде чем нажать «Стереть». Затем облегченно вздохнула, будто только что перерезала правильный проводок, чтобы успешно обезвредить бомбу. Несколько месяцев назад, отметила Нэнси вяло и опустошенно (апатия уже пришла на смену горю), ей отчаянно хотелось получить от него весточку. Теперь же, когда все улеглось и она почти обрела душевное равновесие, ей совершенно не хотелось общаться с Джеймсом.
— Милый мой Джеймс, — громко обратилась она к дрогнувшим от легкого делийского ветерка занавескам. — Теперь я точно знаю: очень скоро настанет день, когда я окончательно выброшу тебя из головы.
Она натянуто улыбнулась и оглядела спальню, словно надеясь отыскать что-то подбадривающее в новой обстановке. Черт бы побрал этот стук, подумала она.
— Ну иду, иду, — сказала Нэнси, теперь уже на самом деле заставляя себя пошевелиться.
Спустив ноги с кровати, она потерла глаза. Она находилась в одной из самых пленительных стран на свете, ее ожидал головокружительный взлет карьеры, а прошлое осталось в прошлом.
Все разрешилось каким-то сверхъестественным образом. Об открывшейся в Индии вакансии объявили в то самое утро, когда она решила уехать за границу. Точнее, Дэн Фишер, редактор, только что вернувшийся из Парижа, похлопал ее по плечу и пригласил к себе в кабинет. Антон Херцог, ее кумир, всеобщий любимец и ветеран «Трибьюн» — шеф делийского отдела с двадцатилетним стажем, — три месяца назад… пропал: без следа исчез в горах Тибета. Дэн Фишер ждал, ждал, однако совет директоров надавил на него, дав команду найти кого-то на освободившееся место. Индия была самым большим источником материала в Азии, и газета не могла бесконечно ждать возвращения Херцога. Нэнси незамедлительно предложили работу. Дэн даже не потрудился объявить об этом в редакционном разделе о внутренних зарубежных вакансиях — факт, который Нэнси сочла бы куда более странным, не будь она так обрадована возможностью уехать из Нью-Йорка. Это было высокое и почетное назначение, к тому же в Индии ей прежде бывать не приходилось. Дэн сказал, что у нее мощная поддержка в газете: люди любят и ценят ее материалы, ее талант и исследовательскую сноровку. Ну и конечно же, отсутствие семьи могло стать ее преимуществом: семейные люди всегда тяжелы на подъем. «Шкура», в которую ей предстояло влезть, широкая — так сострил Дэн, тепло потрепав ее по руке. Антон Херцог слыл легендой, и она должна быть на высоте. Нэнси благодарно улыбнулась, немного сбитая с толку странным и таким удачным поворотом событий, но перспектива перед ней открывалась колоссальная, и она вовсе не собиралась препираться по поводу неординарной процедуры назначения на должность.