Впрочем, родная Укромовка не стала менее привлекательной с тех пор, как он видел её в последний раз, перед нынешним приездом. Всё так же хороша бывала она особенно по вечерам, когда после дневной духоты наступала исходящая теплом и покоем звонкая тишина. Издалека слышалось в ней, как разноголосо басило и брякало медными боталами возвращавшееся с выпаса стадо, как нараспев зазывали по именам своих кормилиц хозяйки и как затем ударяли в подойники тугие струи парного молока. Всё так же свершалось чудо в предзакатный час, когда садившееся за лесом солнце вдруг вспыхивало тусклым золотым пожаром в окнах крайнего на селе, самого заветного дома. К нему от дедова крыльца вела, сбегая по косогору и огибая затянутый болотной ряской пруд, протоптанная минувшими годами тропинка. Когда же деревня утопала в густых, синих, как морская глубина, сумерках и с околицы белесыми космами старой ведьмы подкрадывался туман, три знакомых оконца вновь загорались. Огоньки дрожали, весело подмигивая, как бы напоминая о прошлом и зазывая к себе по старой памяти. Только уж не было в них прежнего тепла. Оттого-то на душе у Егора становилось пусто и холодно, будто его наглухо замуровали в подземелье.
Егор сидел на крыльце, гладя по густой шерсти пристроившегося рядом Шустрого. Пёс, уткнувшись мордой в его колени, чуть повизгивал, будто понимал состояние своего молодого хозяина и по-собачьи преданно сочувствовал ему.
Из церкви вернулся дед и с кряхтеньем уселся на ступеньке рядом с Егором.
- Поговорим, внучек? - предложил он, зябко пряча руки в широких крыльях рясы.
- Давай, - согласился Егор.
Но оба какое-то время молчали, не находя подходящей темы для начала. Глядели на небо, на звёздную августовскую россыпь, ярко высвечивавшую над Укромовкой, как и сотни лет назад.
- Дед, а ты веришь в чудо? - спросил Егор, загадав на скользнувшую по небосклону звезду. - Вот просто так, по-мирски, а не по-поповски?
- Верю, - сказал дед, - только чудо едино для меня. И я не делю его, как ты, на земное и небесное. Разве чудо само по себе не есть результат вмешательства сверхестественных сил?
- О небесных чудесах только говорят. Я их, по крайней мере, никогда не видел.
- Постой, - дед протестующе поднял руку, - а разве тот факт, что я разыскал тебя в немыслимой круговерти миллиона человеческих судеб, не говорит сам за себя? Разве это не воля Святого Провидения, не суть чуда?
- Какое там чудо! Это всё вполне объяснимо с точки зрения добросовестной работы паспортного стола. Да и мало ли теперь разбросанных войной людей находят друг друга!
- И на них снизошла Божья благодать, - настаивал дед. - Останутся и такие, которым на этом свете никогда не суждено свидеться.
- Хорошо, пускай наша встреча через столько лет и впрямь выглядит явлением необычным. Только это чудо всё-таки вполне земное, потому что сотворено людьми и подчиняется земным законам, - как говорят, научно объяснимо.
- Э, внучек мой, - дед хитровато прищурился и погрозил пальцем, - а ведь сама возможность чуда совсем не нарушает установленных наукой законов, ибо чудо само по себе не предполагает изменения действий сил природы. В суть вещей и явлений происходит вмешательство новой, инородной силы. И результат получается совсем другой, чем при действии лишь природных сил. Знаешь, вот так великий Гойя создавал свои шедевры. Он подходил к весьма посредственным картинам, которые писали его ученики, делал кистью всего несколько мазков, и полотна становились во истину прекрасными... То воля Провидения, которая двигала рукой гениального мастера.
- В любом деле есть талант и есть бездарь. При чём здесь чудо, если прогресс, как всякое развитие вообще, определяется сутью единства и борьбы противоположностей. Чудеса люди творят собственными руками и потому верят в них.
- Но ты ведь не будешь отрицать, что большинство великих мужей, возвысившихся деяниями разума своего, оставались людьми глубоко, искренне верующими. Позволю себе напомнить, что полководец Суворов пел в церковном хоре... А флотоводец Нахимов, чьё имя так дорого сердцу твоему?..
- Что же Нахимов? - насторожился Егор.
- Э-э-эх... - дед удручённо потряс бородой. - Запамятовал, голубь сизый. А я ведь, помнится, как-то уж говорил тебе, что Павел Степанович, будучи капитаном фрегата "Паллада", ввёл у себя в 1851 году первую на русском флоте походную церковь.
- Простим великим их заблуждения.
- То влечение души, - уточнил дед.
- Ну да, вроде как для тебя пчёлы...
- Вот на покой скоро выйду, тогда и займусь одной лишь пасекой, примирительно пообещал дед. - Мне благочинный и замену подбирать начал.
- Давно пора, дед, - Егор обхватил старика за плечи. - Закрывай ты свою контору и давай-ка теперь вместе будем жить.
- Это как же?
- Да вот так. Назначение на лодку я уже получил. Вот только определюсь на месте, сниму хорошую комнату, и ты ко мне навсегда приедешь.
На это дед лишь сокрушённо покачал головой, давая понять, что не так всё просто...
- А пчёл везде можно разводить, - настаивал Егор, - и я тебе буду помогать.
- Может, и приеду поглядеть, как ты устроился, - посулил дед, - но только уж когда женишься и не ранее того...
Отмалчиваться уже не имело смысла, и Егор поведал деду обо всём, что у него случилось. Выговорился, и на душе будто полегчало.
Дед, как на исповеди, выслушал его с полным вниманием и не перебивая. Он ещё долго молчал, комкал рукой дремучую бороду. Видимо полагал, что обычные утешительные слова, к которым он привык, были бы сейчас не к месту. Иного рода оказалась Егорова исповедь, и отвечать на неё следовало конкретным советом.
- Ищи её, если голубица и в самом деле дорога твоему сердцу - вот и весь мой сказ.
- Но где искать? Да и зачем, если всё равно не верит...
- Захочешь, так найдёшь,
- А почему я должен искать, будто и в самом деле в чём-то виноват?! взорвался Егор. - Получается, она ухватилась за какой-то повод, чтобы отказать мне.
- Повод был серьёзный, хотя и ложный.
- Враньё это всё! Враньё...
- Она ж этого и теперь не знает...
- Значит, не хочет знать.
- Коль скоро гордыню смирить не желаешь, внук мой, - урезонивал дед, любовь твоя не глубока, уповай тогда на время - оно и рассудит вас обоих, и добавил, горько улыбаясь: - Я бы опять сказал, что все браки свершаются на небесах, только ты этому всё равно не поверил бы. Помнится, ты как-то уверял меня, что судьба каждого человека в его же собственных руках... Тогда не пойму, за чем же дело стало?
- Не так это всё просто...
- Понимаю. Так вот почему ты затеял сей разговор. Небесному чуду не веришь, а на земное не надеешься...
Егор на это ничего не ответил, но про себя твёрдо решил, что денька через два-три начнёт собираться в дорогу. Предписание лежало у него в кармане. И никто не осудит, если он явится на лодку раньше намеченного срока. Только деда разве что обидит, а от самого себя всё равно не убежит...
8
Но не пришлось Егору по собственной воле прервать отпуск, избавившись тем самым от необходимости жить воспоминаниями о прошлом. Бсе оставшееся время решил потратить на более подходящее дело.
Как только дожди окончательно иссякли и земля стала подсыхать, всё село взялось за косы. Травы после тёплых ливней вымахали по пояс, и надо было поспешить с заготовкой сена. Дед никогда не отказывался, если его просили помочь колхозу. В такую пору, когда день год кормит, большая нужда имелась в каждой паре трудовых рук. Поэтому и Егор не мог не пособить землякам. Брали сено, где только могли: в ложбинках и на взлобочках, в лощинках и на болотцах - нигде не давали остаться траве нетронутой. С кормами, как повелось, в Укромовом селище лиха не ведали.
Ещё с вечера дед, скинув рясу и засучив рукава рубахи, принялся отбивать в сарае косы: одну для себя - потяжелее и позабористее, наподобие кирасирского клинка, а другую для внука - полегче и позвонче - вроде гусарской сабельки. Егор с дедовой помощью неплохо научился пластать траву. Третье лето "авралил" на сенокосе, натирая трудовые мозоли, которыми при случае и похвастать не грех.