- Пеленга совпадают, - доложил бесстрастным голосом Хуторнов.
- Добро, - отозвался командир, прислушиваясь к затухавшему свисту.
- Кажется, попали, - предположил помощник, на мгновенье отрываясь от своих номограмм, которые во всё время атаки не выпускал из рук.
- Кажется - не то слово, Виктор Ильич, - назидательно придрался Жадов, скользнув на всякий случай взглядом в сторону комбрига. - Торпедная атака не терпит никакой приблизительности. Мы оперируем вполне конкретными данными и точными цифрами. А у нас при докладах целая тьма лишних слов, всякой отсебятины.
Разрядившись на Теняеве, Гурий Николаевич подошел к Непрядову. Егор потеснился, давая ему место у карты. Минуту командир вглядывался в ломаные курсы маневрировавших кораблей, нервно поигрывая взятым со стола карандашом.
Дубко в такой сложной ситуации, когда корабли ПУГа стараются стеснить лодку плотным полукольцом, наверняка спросил бы совета у своего штурмана и у помощника. Он это сделал бы, как полагал Егор, совсем не потому, что сам не мог разобраться в запутанной обстановке. Просто все они тогда действительно были единомышленниками и каждый имел право предлагать собственный вариант уклонения от "противника".
Непрядов на этот раз ничего советовать не стал, рассудив, что командир всё равно поступит по-своему, да ещё перед комбригом запросто выставит в профанах, если что-то не так. Теняев тоже не очень-то стремился при новом командире проявлять свою инициативу: отвечал, когда лишь его о чём-то спрашивали.
Неприятности начались ещё до возвращения в базу. Как только лодка, поднатужившись сжатым воздухом, опростала цистерны плавучести от балласта и всплыла в надводное положение, с торпедолова получили неутешительный семафор. Одна из двух выпущенных торпед затонула. Лёжа на грунте, она взывала стукачом о помощи. Несдобровать бы минёру после такого известия, если бы виновным за неудавшуюся атаку не оказался Непрядов. Командирский гнев пришлось им по-братски разделить поровну.
На подведении итогов выяснилось, что поразили не крейсер, а сторожевой корабль, оказавшийся за несколько секунд до залпа в створе с главной целью. За эту атаку экипаж получил невысокую оценку. Приз, казавшийся таким близким, ушёл к экипажу другой, более удачливой и счастливой лодки. В результате не удержались даже на третьем месте.
Жадов негодовал: поочерёдно устраивал каждому, кого считал виноватым, основательную головомойку. Непрядову досталось, в основном, за плохую подготовку гидроакустика, якобы не сумевшего чётко классифицировать цель.
Непрядов вступился за Хуторнова, напомнив, что перед самым залпом акустик всё-таки докладывал об изменившемся характере шума главной цели. Но это лишь ещё больше подлило масла в огонь. Командир не стал слушать никаких объяснений. Он обвинил Непрядова в желании оправдаться любым способом, вместо того чтобы признать себя виноватым.
Дальше случилось и того хуже. Хуторнов однажды вернулся из города в стельку пьяным. Как водится, его за это посадили на губу. И Непрядову в очередной раз досталось от командира - на этот раз за "полный развал" в боевой части воспитательной работы.
- Ну и житуха пошла, - жаловался Непрядов своему дружку-минёру, когда однажды вечером они остались в комнате вдвоём. - Теперь впору хоть самому напиться.
- Есть такая возможность, - обнадёжил Стригалов. - Назавтра мой Шурочек объявила нечто вроде интимных посиделок. Велено передать: Нинон тоже будут. Ну как, двинем?
- Разве наш "Перпетуум-мобиле" отпустит, - Непрядов кивнул в сторону соседней командирской комнаты. - Теперь до пенсии без берега просидим.
- Завтра суббота, отпросимся в баню.
- Ну, разве что... - сдался Егор, не утерпев перед соблазном снова встретиться с "быстроногой рыбачкой".
13
На другой день всё получилось как нельзя лучше. К командиру на несколько дней из Ленинграда приехала жена, и он сошёл на берег сразу же после обеда, оставив за себя Теняева. Виктор Ильич сжалился над сиднем сидевшими в казарме лейтенантами и обоих отпустил до утра.
Егор с Толиком прихватили маленькие чемоданчики с бельём и отправились в баню, располагавшуюся на окраине городка. Они шагали к ней наикратчайшим путём, по шпалам узкоколейки, тянувшейся мимо забора береговой базы через огромный пустырь. Зачастил мелкий дождь, предвещавший затяжную ненастную осень. Друзья, как в монашьи рясы, кутались в чёрные плащ-накидки.
- Теперь мой Скогуляк, наверное, рвёт и мечет, что его помощник домой не отпустил, - сказал Толик, семеня ногами по скользким шпалам.
- Ну и правильно сделал, - согласился Егор, придерживая полы трепыхавшего на ветру плаща. - Командир слишком уж распустил твоего мичмбна. - И нарочито сместил на последнем слове ударение, как бы подчеркнув тем самым свою неприязнь. - Как ему на берег сойти, - так запросто, и разрешения у тебя не спросит.
- Ясное дело, - Толик с сарказмом ухмыльнулся. - Он же нашему "Перпетуум-мобиле" то квартиру обоями клеит, то мотоцикл ремонтирует словом, нужным человеком стал.
- Я бы на твоём месте поприжал этого "нужного", - посоветовал Непрядов, - не в рабочее же время ему заниматься командирской бытовухой.
- Да связываться как-то неохота, - Толик остановился, закуривая; догнав размашисто шагавшего Егора, продолжал: - Ведь у кэпа Скогуляк всегда прав, а я постоянно виноват.
- А ты торпеды не топи, вредитель, - Непрядов поддел дружка локтем.
- Это ещё как поглядеть, кто вредитель! - возмутился минёр. - Ведь когда торпеды проверяли в мастерской, я находился в наряде. Это же мичман, как мне сказали, во время приёмки куда-то смылся и не уследил, что в приборном отсеке забыли поставить на лючке прокладку. Торпедушка, сердешная, нахлебалась водицы и утонула.
- Что ж ты на разборе об этом не сказал! - Егор замедлил шаг, негодующе глядя на Толика.
- А что говорить, будто Жадов и сам этого не знает: командир всегда прав, как бы он ни поступал.
- Отвратная психология, - Непрядов резко двинул по воздуху кулаком. Ты что же, и сам так собираешься поступать, когда командиром станешь?
- Во, хватил! - обиделся минёр. - Будто я хуже тебя знаю, что такое настоящий кэп. Это же... Это же эталон истинной чести, порядочности - как наш Дубко.
- И Жадов тоже наш, - горько ухмыльнулся Егор. - Куда ж от него денешься?
- Это верно, пока что - никуда. Вот я и не хочу с ним бодаться по причине разных весовых категорий.
- Не боец ты. Терпи тогда, если нравится.
- Тебе проще говорить. А у меня в ноябре на старлея срок выходит. Думаешь, начав свалку, можно запросто оправдаться?
- Правым надо быть, прежде всего, перед собственной совестью, а уж потом хоть перед каждым бревном. Лично я молчать не собираюсь. Не только за себя, но и за своих моряков всегда найдётся что сказать.
- Ты это что же, выходит, оправдываешь своего бухарика Хуторнова? Толик ехидно прищурился.
- Никакой он не бухарик, - Непрядов сердито зыркнул на дружка. - И напился-то первый раз в жизни, как-то всё по-глупому...
- Тогда посоветуй, как ему напиваться по-умному. Простоквашей, что ли?..
- Да это же он со зла, не то с обиды, - пояснил Непрядов. - А всё случилось после того, как Жадов на подведении итогов при всех назвал его трусом.
- Вот видишь, твой "глухарь" хотел насолить Жадову, а поднапакостил, в первую голову, тебе. Ты же после всего этого его защищаешь.
- Пойми ты! Акустик мой уж если в чём-то и виноват за срыв атаки, то, вероятно, не больше нас с тобой. Может, ему всё же надо было чуть раньше предупредить командира об изменившихся шумах. Но в одном убеждён: в жизни как в боксе - за применение запрещённых приёмов надо дисквалифицировать.
- Вот ты и скажи об этом комбригу, а не мне.
- Положим, комбриг всё и так знает. Ты думаешь, он тогда в отсеке зря прикидывался, что ему на всё наплевать?..
- Тебе видней. Я во время атаки в центральный как-то не захаживал... Всё больше о торпеды животом тёрся.