Так что, сэр, и моя миссия, и мое доброе имя, и сама моя жизнь теперь зависят только от двух факторов: моей расторопности в поисках похищенного и времени прибытия большевистского эмиссара…
ГЛАВА 4
…Порой историк вводит в заблужденье,
Но песнь народная звучит в сердцах людей.
Байрон…И в мире нет истории страшней,
Безумней, чем история России…
М. ВолошинОн прибыл ранним утром следующего дня. Нет смысла говорить, что остаток этой ночи я не спал, внимательно наблюдая за жизнью пробуждающейся обители и особенно ее гостей. Потому-то я еще издалека заметил приближающегося к монастырю всадника. Сразу было видно, что он проделал длинный и опасный путь. Его лошадь едва стояла на ногах, а лицо прибывшего было белым как снег от холода и усталости.
Одет он был несколько необычно как для сезона, так и для этих мест: длиннополая кожаная куртка, больше похожая на старомодный сюртук, полувоенный френч без знаков отличия и меховая шапка, чем-то напоминающая папаху князя Маргиани, только куда меньших размеров.
Среднего роста, плотный, круглоголовый, с небольшой черной бородкой клинышком, круглоглазый. Бросалась в глаза очень мощная, толстая шея, в народе такую называют «бычья», огромные, сильно оттопыренные уши и непропорционально длинные руки с широкими ладонями и короткими, по всей видимости очень сильными, пальцами. В целом он производил малоприятное впечатление (может, виноваты в том были его черные навыкате глаза, смотрящие на мир с недоброй пристальностью охотника, а может быть, презрительная усмешка, словно навеки застывшая на толстых губах). Но при этом было вполне очевидно, что это человек сильный, решительный и волевой, привыкший больше делать, чем говорить. Именно такие люди становятся очень опасны, если попадают во власть или в криминальные структуры, ибо добиваются лидерства жестоко и целеустремленно.
Болезненно морщась, он слез с лошади и, заметив меня, сипло спросил:
– Гостиница где?
Я промолчал, подчеркивая невежливость подобного обращения к незнакомому человеку.
Прибывший пристально оглядел меня с головы до ног, чему-то усмехнулся и, не утруждая себя извинениями, направился к домам для паломников.
– Ну вот и дождались,- услышал я за спиной. Юродивый стоял в трех шагах от меня и со странным выражением смотрел в след приезжему.
– Что ж ты так подкрадываешься? – укорил я его.- Это невежливо… Кстати, друг мой, ты случайно не видел, кто ночью в мою комнату заходил? Или, может, слышал что-то подозрительное о кражах? Ты же постоянно у монастырских ворот вертишься…
– Что? – словно очнулся он.- О кражах? Да сейчас во всей России одни сплошные кражи… Да и ее саму тоже… в чужой карман положить норовят.
Странно, но в этот миг он выглядел вполне разумным. Мне даже показалось, что если бы не все эти его колкости и ужимки, то он вполне мог бы сойти за человека неглупого и рассудительного. Особенно если одеть его поприличней.
– У меня бумаги важные пропали,- признался я.- И документы… Точно ничего не видели?
– Отыщете вы свои бумаги, не волнуйтесь,- сказал он.- Никуда они от вас не денутся… До конца жизни… Это – ваша ноша, батюшка, вам и нести…
– Вот не поверишь: первый раз я бы хотел, чтоб ты и впрямь оказался этим… как его?.. провидцем,- вздохнул я.- Только как же мне их найти, если никто ничего не видел, никто ничего не знает? Как там в русской поговорке? «Как корова языком слизнула».
– Да уж скорее сорока-воровка унесла,- ответил он.- А раз сорока есть, то и гнездо у нее есть…
– Что ж вы допускаете такое в своем монастыре-то, а? Провели бы расследование, нашли бы вора, наказали примерно… А то бесы какие-то у вас виноваты, суккубы…
– Бесы и есть,- спокойно подтвердил он.- Какой же приличный монастырь без бесов? Если в монастыре тишь да гладь – веерный признак того, что монастырь сей Богу не угоден. Это ж не кладбище, где одни тела. Здесь души живые… Борющиеся. Как же бесам их в покое оставить? Только на Бога и надежда. Он один всемогущ.
– А как же старая шутка про то, что если Бог – всемогущ, то может ли Он создать камень, который и Сам поднять не сможет?
– На эту старую глупость есть такой же старый ответ: может, и уже создал давно. Этот камень – человек.