– Ну, это проблемы отдаленного будущего, а нам пока надо решать насущные… У вас есть деньги?
– Деньги? – удивился он.- Есть, а что?
– Много?
– Ну… Я не рассчитывал, что мне придется оста-
вить отряд. У нас было с собой продовольствие… Ка-
кая-то сумма есть. В «керенках»… Пара «николаев-
ских» червонцев……. Да зачем вам? Скоро прибудет
отряд…
– Нам сегодня предстоит роскошное застолье в виде квашеной капусты и самогона в компании столь малоприятных вам «осколков царского режима».
– Это вы так шутите? Это шутка такая?
– Нет. Юмор у нас куда более тонкий. Как-нибудь у вас будет возможность его оценить.
– Ничего не понимаю… Но если надо,- он вынул деньги и протянул мне.- Потом хоть объясните, что вы тут затеваете?
– Обязательно,- пообещал я, убирая деньги в карман.
Пальцы наткнулись на что-то острое и холодное. Вытащив из кармана гвоздь, я положил его на стол перед Звездиным.
– А это вам.
– Мне?! Зачем?! От кого?!
– От Ванечки,- сказал я и вышел, оставив его в полном изумлении.
Боюсь, что первое впечатление я произвел на него примерно такое же, какое местные монахи произвели на меня. Что делать: «бытие определяет сознание», как говорят его друзья-материалисты, а я все-таки в этом монастыре уже третий день… Но, как вы заметили, разговорить мне его все же удалось…
Настоятеля я нашел неподалеку от источника. Как обычно, его окружали с десяток прихожан, а он что-то говорил стоящей перед ним девушке. Подойдя поближе, я расслышал:
– … и будут недовольны! Обязаны быть недовольны! Ты пойми их: близкие твои, из интеллигенции, выросли в среде современных «демократий». Для них твой интерес к Библии кажется опасным для тебя же самой. Чем им кажется религия? Дремучим лесом, полным опасностей и заблуждений. Они боятся, что в тех далях, куда ты стремишься, ждут одни людоеды, эпидемии и крокодилы. Они не знают тех горных вершин и прекрасных рек, к которым ты стремишься. Они думают, что твои попутчики – мрачные старухи и фанатики с горящими глазами. Они не поймут, если ты будешь говорить с ними о Библии или о Боге. Для них иные авторитеты, и в первую очередь – общество. Вот и напомни, что твое общество – это окружение лучших и мудрейших людей мира: философов, поэтов, политиков, ученых. Что с тобой рядом идут Ломоносов и Дмитрий Донской, Достоевский и Лесков, Нестеров и Васнецов, Шаляпин и Паскаль… И вспомнив об этом, они уже не станут ни смеяться над тобой, ни боятся за тебя. И кто знает: может быть, твоим внукам еще предстоит идти этой дорогой вслед за тобой?
Заметив мое приближение, он на минуту отвлекся и кивнул:
– Конечно, Джеймс, можете воспользоваться комнатой слева от вас. Она свободна.
И вернулся к беседе.
Я на мгновение опешил, но вспомнил, как тот же настоятель призывал меня не быть излишне суеверным, и довольно скоро нашел объяснение его догадливости. Настоятель наверняка уже знал о прибытии в монастырь нового человека, слышал о том, что он искал меня или видел, как он входил в мою комнату, и догадался, что я иду просить его о предоставлении жилья для своего нового знакомого. Игумен очень умный человек, и логическое мышление для него не в диковинку. Так или иначе, но разрешение на пользование соседней комнатой было получено. Осталось привести в исполнение вторую часть моего плана, и я направился на поиски Пружинникова.
Впрочем, «поиски» – это слишком громкое название для такого крохотного пространства, как N-ский монастырь. Мрачный от скуки купец сидел у себя в комнате, меланхолично потряхивая в руке стаканчиком с игральными кубиками. При виде меня он слегка оживился.
– Не желаете ли партию? – с надеждой предложил он в ответ на мое приветствие.
– Благодарю вас, но я не играю в азартные игры.
– Князь тоже,- сник он.- Он как-то проигрался до неприличия, с тех пор – зарекся… Скучно невыносимо… Я здесь уже три недели, и за последние дни просто извелся. Крестьяне говорят, что дороги вот-вот станут проходимы, и можно будет собираться в путь… Представляю, какой обоз потянется… Слышал, у вас были неприятности?
– Слухи тут быстро расходятся…
– Что вы хотите: все как на ладони, словно в одной квартире живем… Не переживайте. Меня неделю назад поосновательней обчистили. Хорошо хоть все деньги в одном месте не держу… Неприятный какой-то год выдался – не находите? Даже не хочу знать, чем все закончится. Наверное, пора уезжать… Навсегда… У меня имение в Орловской губернии было. Первый раз его еще в 1905 году сожгли. Крестьяне и сожгли. Зачем – до сих пор не понимаю. Когда за помощью обращались – никогда не отказывал. А скольких работой обеспечил… Вечное – «отнять и поделить»… Разве ж это экономика? Отнять и поделить недолго, а что дальше? Надо же вспахать, засеять, урожай собрать, в амбары свезти, а уж потом – «делить»… Вот сижу и думаю: кто страшнее – агитаторы эти чертовы, нашим мужикам песни соловьиные о какой-то золотой жизни без заботы и труда нашептывающие, или сами мужички, сознательно на этот путь становящиеся, а потом горестно воющие, что их обманули? Мне уже кажется, что все же мужички… Каялись ведь тогда, что «черт их попутал», в ногах валялись, чтоб в Сибирь их не упекал… А в этом году опять сожгли… В Петрограде у меня дело было, да там сейчас такая каша… Жандармов-то первым делом вырезали, а кто порядок охранять будет? Да и не нужен им сейчас порядок… Я вот думаю в Америку податься. Там, говорят, частному капиталу раздолье. Да только скучно там. Чужое все… Простите, господин журналист, заболтал я вас со скуки. У нас ведь зимние вечера долгие, неторопливые, а потому и беседы все неспешные, обстоятельные… Великорусская хандра… У вас какое-то дело ко мне было?