Киллиан вздохнул и кивнул. Затем тут же опомнился, поняв, что Ренард не может увидеть его кивка, и произнес:
— Да. Первое.
— Тогда нам лучше поскорее его начать, — улыбнулся Ренард, снова развернувшись и уверенно побредя в лес.
Киллиан на этот раз не стал держаться позади него и поравнялся с ним.
Некоторое время они шли молча, затем Ренард заговорил вновь:
— Знаешь, твоя пылкая речь в мой адрес… — Он качнул головой. — Не каждый может со мной так говорить. Почему-то. Такое чувство, что многие считают меня неполноценным из-за этой слепоты, но при этом боятся меня разозлить.
Киллиан вздохнул.
— Не сочти за грубость, но, по-моему, многие боятся тебя оскорбить, а не разозлить. Ты держишься очень жестко, производишь очень яркое впечатление. Одно то, что ты много лет входишь в передвижную группу великого палача Арреды, говорит о многом. Думай, что хочешь, но авторитет Бенедикта оставил свой отпечаток и на тебе. Так вот, люди боятся разозлить, скорее, Бенедикта — если оскорбят тебя.
Ренард выслушал мнение молодого жреца, на миг поморщился, но затем оценивающе улыбнулся, не поворачивая к нему головы.
— Что ж… пожалуй, резонно, — коротко отозвался он.
— Прости, если задел тебя. Просто мне кажется, что со стороны это может выглядеть так. По крайней мере, у меня это было так. До того момента, пока я не узнал о тебе побольше, — он хмыкнул. — Кстати сказать, ты умело извлекаешь из этого все необходимые преимущества.
Ренард кивнул.
— Смышленый ты все-таки малый, жрец Харт.
— Не без этого, — вернув ему ухмылку, отозвался Киллиан.
Они снова продолжили свой путь молча. Киллиану показалось, что они идут уже целую вечность, как вдруг он действительно увидел перед собой поляну. Ренард безошибочно остановился на ней, сделав всего пару пробных шагов, чтобы убедиться, что пришел, куда нужно.
— Мы пришли? — осторожно поинтересовался Киллиан.
— Да, жрец Харт, — кивнул Ренард. — Пришли. Разве не видишь?
Киллиан прерывисто вздохнул. Часть его желала сразу же схватить меч и начать сражаться. Он помнил, как Бенедикт рассказывал, что Ренард частенько забывает о том, что бой тренировочный. А после недавнего разговора он мог забыть об этом намеренно. Однако Киллиан переборол свое опасливое желание.
— Тогда… начинаем тренировку?
— Пока нет, — спокойно отозвался Ренард. — Тебе предстоит сделать кое-что еще перед тем, как мы начнем. — Он неопределенно обвел рукой поляну. — Сложи и подожги три маленьких костра с разных сторон поляны. Только осторожно. Мы же не хотим устроить лесной пожар.
Киллиан изумленно уставился на него, однако Ренард не счел своим долгом даже повернуть голову в его сторону.
— Что? — переспросил Харт. — Зачем? Мне не костры укладывать надо тренироваться, а сражаться. Я и так пропустил слишком…
— Считай это необходимой разминкой перед занятием.
Киллиан нахмурился.
— Ренард, — серьезно обратился он, — не надо.
— Нет, надо, Киллиан, — в тон ему отозвался жрец Цирон. — Про твои натянутые с отношения с огнем мы знаем оба.
— Они не натянутые. Я могу разжечь костер, я не раз делал это при Бенедикте.
— А каково тебе будет сражаться, когда три костра будут ограничивать зону твоих перемещений? Насколько я знаю, Бенедикт всегда вел с тобой тренировки в относительном отдалении от костра, пока старался сосредоточить твое внимание на технике боя. Сейчас пришло время проверить, что из этого осталось у тебя в памяти. Для этого приблизим условия к реальным и напряженным. Один из основных элементов, которые могут вывести тебя из равновесия — это огонь. Так что разводи костры, Киллиан. Те теряй времени.
Последние слова он добавил с легким намеком на усмешку.
Киллиан терпеливо вздохнул.
— Ты уверен, что после перерыва есть смысл в таком поединке? Может, сначала отточить технику?
Ренард покачал головой.
— Именно после и перерыва стоит устраивать подобные поединки. Так ты лучше всего увидишь, сколько сумел дать тебе Бенедикт на занятиях. Итак? — Он усмехнулся. — Ты будешь продолжать спорить или, наконец, приблизишь начало тренировки?
Киллиан сжал руки в кулаки и скрипнул зубами. После всех громких речей, что он произнес в адрес Ренарда Цирона, проявить слабину было непозволительно. Да и снова, презирая себя, просить отменить это неприятное условие было попросту невыносимо.