Так и чудилось, что сейчас из них в огромном рапане, запряженном морскими коньками, выедет владыка морей, Одерог, которому тайно поклоняются барахские пираты. Сразу за массивными двустворчатыми дверьми, вырезанными из панцирей гигантских черепах, при входе на новую галерею вставали новые ворота — из стекла. Тысячи хрустальных колокольцев вызванивали при каждом шаге проходящих мимо тонкую и забавную мелодию.
Это не могли выстроить человеческие руки, это могло возникнуть лишь по мановению волшебного жезла. Но кто-кто, а уж Конан хорошо знал, что волшебный жезл годится не только на то, чтобы возводить дворцы.
Поэтому он не столько любовался искусной работой кхарийских мастеров, сколько продумывал пути отступления. Было понятно, что через главные двери дворца выйти невозможно — и мышь не сумела бы неслышно проскочить мимо звенящих ворот, не то что гигант-киммериец. Но, поднимаясь на верхнюю галерею, Конан среди пчелиных сот внутренних двориков заметил один, выходящий прямо к стене вокруг дворца и огороженный с двух сторон еще такими же стенами.
В этот дворик, с мощеной дорожкой к утонувшим в зелени и цветущих лианах павильонам, выходила маленькая дверца, пробитая в грубом сером фундаменте. Дворец стоял на холме и, чтобы выровнять его этажи, некоторые углы приходилось поднимать кладкой прочного серого камня.
В дворике дежурило только четверо стражей, и те казались скорее ленивыми ловцами бабочек, чем бдительными охранниками неведомого сокровища, что скрывали в себе утонувшие в зелени павильоны. Конан решил, что потайная дверца вполне послужит для его целей, и постарался запомнить, в каком крыле дворца она находится и как до нее быстрее всего добраться.
Миновав бесконечное множество галерей, залов и переходов, они вышли наконец в огромный низкий зал, стены которого были затянуты шелком с изображением драконов. Здесь были драконы всех четырех стихий, красные, голубые, бурые и желтые. Самых разных размеров, в самых различных позах извивались они вдоль стен, напомнив Конану синюю стену в гавани далекого Пайтала.
Из обстановки в зале было только высокое сиденье у дальней стены и длинные ряды цветных циновок вдоль стен — Конан уже знал, что здесь, в Нихон-но, циновка служит всем — от коврика до стола, и потому не очень удивился, увидев их в качестве скамеек в Зале Приемов. А что его привели именно в Зал Приемов, он не сомневался ни мгновения.
Часть стены отъехала в сторону, и навстречу гостям вышел кхариец в ярко-красных одеждах, высокой черной шапке и мягких, с загнутыми носками сапогах. «Господин распорядитель двора, Корэтика-сэй», — прошептал Конану Инака.
Красный кхариец вежливо поклонился пришедшим и осведомился о цели их визита. Инака робко проговорил:
— Сэй, я нашел этого человека в лесу. Его выбросило море, и он остался жив, он ведь такой сильный. Я не знаю, как уговорить его остаться у нас, потому что в нашей деревне его уже успели полюбить, и есть за что: он нечаянно порвал мою сеть и тут же предложил расплатиться за нее…
«Новые песни, — проворчал себе под нос киммериец. — Теперь он будет превозносить меня до небес, как торговец на невольничьем рынке». Но на самом деле он был немало изумлен: он-то полагал, что готовится ловушка, а его на самом деле просто хотят оставить всеми правдами и неправдами. Может, у них тут просто перестали рождаться дети? Он, помнится, не видел ни одного младенца в деревне Инаки, да и детей-подростков там тоже было немного…
— Как твое имя, пришелец? — спросил Корэтика. Голос у него был мягкий и звучный, словно отдаленное эхо.
— Меня зовут Конан, родом я из Киммерии, далекой стране на северо-западе.
— Почему же, Конан, не хочешь ты остаться в деревне охотника Инаки? Тебе по нраву какой-то другой город?
— Господин распорядитель двора неверно понял охотника Инаку, — с легкой усмешкой ответил Конан. — Я вообще не хочу оставаться в Нихон-но. Поэтому мне все равно, в какой именно деревне я не останусь.
Знатный кхариец чуть склонил набок голову.
— Как же ты полагаешь уйти отсюда? — мягко спросил он. — Кораблей мы не строим.
— Так же, как пришел, — дерзко ответил потерпевший кораблекрушение.
Корэтика окинул долгим задумчивым взглядом мощную фигуру киммерийца.
— Будь на твоем месте кто-нибудь другой, — сказал он серьезно, — я, вероятно, рассмеялся бы и махнул рукой — плыви! Но ты действительно можешь уйти. И потому я скажу тебе то, что не говорил никогда и не буду при этом смеяться: с этих островов обратной дороги нет. Либо ты останешься здесь, либо умрешь.
«По крайней мере, честно», — подумал Конан. Он ожидал чего-то подобного.
Но тут Инака с громким криком кинулся в ноги сановнику, причитая и уговаривая, и не сразу, а только через какое-то время Конан понял, что охотник уговаривает пощадить его, какое бы решение он ни принял! Поистине, ход мыслей этих людей был для него непостижим.
— Господин! — выкрикивал маленький кхариец. — Господин, милости! Ведь получится, что я привел его сюда на смерть! Не пускайте его, он погибнет в море!
Корэтика присел, взял охотника за плечи и поднял с пола.
— Добрый мой Инака, — ласково сказал он. — Ты перепутал. Не передо мной нужно стоять тебе на коленях, а перед ним. Уговаривай его, ибо его жизнь и смерть сейчас лишь в его собственных руках.
Инака оглянулся на Конана с явным намерением исполнить совет. Киммериец сплюнул в сердцах:
— Нергал вас возьми с вашими колдовскими штучками! Я буду жить там, где сам захочу, а вы грозите и умоляйте своих!
— Ты слышишь, мой сэй? Умоляю тебя, позволь ему увидеться с императором! Он изменится, он изменится, если поговорит с Сыном Неба!
На это распорядитель двора печально и отрицательно покачал головой.
— Увы, это не в моих силах. Два дня назад исчезла Кагия-химэ, Последняя. Никто не знает, куда она улетела, император в глубоком горе и никого к себе не допускает. Он не будет сейчас говорить ни с кем.
Видимо, новость была ужасна, потому что Инака, услышав ее, побледнел и, кажется, тотчас забыл о Конане.
— Кагия-химэ! Последний золотой дракон! Но, быть может, она охотится?
— Нет, иначе бы она пришла на зов. Сам видишь, друг мой, до вас ли нынче императору.
— Но, быть может, Старец Без Имени?.. — робко предположил охотник.
— Придворный маг занят поисками Лунной Девы. Но вот что я могу сделать. Пусть наш гость останется пока здесь. Я расскажу о нем императору за вечерней трапезой и, быть может, он найдет время поговорить с тобой, Конан.
— Не худо бы и меня спросить, хочу ли я с ним разговаривать! — отозвался киммериец. Происходящее начинало его забавлять.
— Пожалуй, я пока не буду этого делать, — со всею серьезностью ответил Корэтика. И прихлопнул в ладоши: — Акиро-сэй!
На его зов из стены появился пожилой кхариец в сопровождении небольшого отряда стражи. Одного только взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: это — воин. Знакомый с Искусством Убивать не понаслышке, а коротко и давно.
— Что прикажет мой сэй? — поклонился он Корэтике.
— Проводите этого человека в покои для гостей, господин начальник дворцовой стражи, и сделайте так, чтобы он не вышел из дворца без вашего ведома.
Начальник дворцовой стражи поклонился еще раз, и его воины окружили Конана плотным кольцом. Но не попытались отнять у него ни меча, ни кинжала, чем очень удивили и озадачили киммерийца.
— Следуй за мной, господин мой, — сказал ему Акиро с поклоном, и Конан подчинился. В конце концов, попытаться удрать он всегда успеет, а вот как они намерены его не выпустить?
Его проводили в небольшую комнату, совершенно голую, если не считать росписи на стенах, цветущей ветки в вазе в нише и все тех же неизменных циновок. Конан сел на пол, скрестил ноги и принялся ждать. Его разбирало какое-то странное веселье, словно он смотрел представление бродячих жонглеров и очень хотел знать, чем кончится запутанная история. Причина его спокойствия была проста: Юлдуз обещал ему возвращение на запад, значит, его старым костям суждено упокоиться не здесь.