— Ого! — произнесла я, надеясь, что мне удалось вложить в это восклицание достаточно энтузиазма.
— Видите ли, мисс, в доме нет хозяйки, и порой это создает определенные трудности. Поэтому, когда джентльмен вполне отчетливо дает понять, что ваше присутствие для него весьма желательно, в таком случае я положительно не усматриваю в этом ничего дурного. Я сказала мистеру Нанселлоку, что чай подадут в пуншевую комнату, и заверила, что вы и мисс Элвин с готовностью присоединитесь к нему. Вы ведь не имеете возражений?
— Нет, нет.
Миссис Полгрей одарила меня благосклонной улыбкой.
— В таком случае, вы спуститесь вниз?
— Разумеется.
Она выплыла столь же царственно, как и явилась, а я поймала себя на том, что улыбаюсь, к тому же не без самодовольства. День складывался как нельзя более удачно.
Когда я спустилась в пуншевую комнату, Элвин там еще не было, зато Питер Нанселлок вальяжно раскинулся в одном из глубоких кресел.
При моем появлении он поспешно вскочил на ноги.
— Это восхитительно!
— Миссис Полгрей сообщила, что в отсутствие мистера Тре-Меллина мне оказывается большая честь.
— Вы были бы не вы, если бы не напомнили о своем статусе гувернантки.
— Мне это показалось, — заметила я, — совершенно необходимым, иначе вы могли бы забыть о столь важном обстоятельстве.
— Вы такая очаровательная хозяйка! Следует заметить, что во время сегодняшнего урока верховой езды вы совершенно не походили на гувернантку.
— Это все амазонка. Чужие перышки. Если бы фазану придать павлиний хвост, он бы вполне сошел за павлина.
— Моя дорогая мисс Фазан, вынужден с вами не согласиться. Человека — как мужчину, так и женщину — характеризуют манеры, а не блестящие перышки. Но пока здесь нет нашей маленькой Элвин, позвольте задать один вопрос. Как вы находите это место? Вы намерены здесь остаться?
— На самом деле вопрос касается того, как это место находит меня, и того, намерены ли меня здесь оставить люди, облеченные властью.
— И поведение этих людей можно определить как непредсказуемое, верно? Что вы думаете о старине Коннане?
— Мое положение не позволяет высказывать собственное мнение, вы же знаете.
Он громко расхохотался, продемонстрировав белые, идеальной формы зубы.
— Дорогая гувернантка, — отсмеявшись, проговорил он, — вы меня уморите насмерть!
— Мне очень жаль.
— Хотя, — продолжал он, — я часто думал, что смерть от смеха должна быть очень приятной.
Эта болтовня была прервана появлением Элвин.
— А, маленькая леди собственной персоной! — воскликнул Питер. — Дорогая Элвин, как это мило с твоей стороны и со стороны мисс Ли позволить мне выпить с вами чаю!
— Интересно, с чего это вам вздумалось, — ответила Элвин. — Такого ведь раньше не водилось… разве что, когда здесь была мисс Дженсен.
— Тс, тс, ты выдаешь секреты, — пробормотал он.
Вошла миссис Полгрей, а следом за ней Китти. Девушка несла поднос, который поставила на стол, после чего миссис Полгрей зажгла спиртовку. На подносе стояла жестяная банка с чаем.
Китти накрыла скатертью маленький столик и принесла пирожные и бутерброды.
— Мисс, вы могли бы сами заварить чай? — обратилась ко мне миссис Полгрей.
Я сказала, что с удовольствием сделаю это, и миссис Полгрей подала знак Китти, не сводившей восторженных глаз с Питера Нанселлока.
Судя по всему, Китти никак не хотелось покидать комнату, и мне казалось жестоким выгонять ее. Видимо, миссис Полгрей и сама в какой-то степени была очарована этим человеком. Должно быть, потому, сказала я себе, что он так выгодно отличается от хозяина дома. Питер умел сделать комплимент одним лишь взглядом, и я заметила, что он готов был изливать свое любезное внимание не только на меня, но и на всех окружающих особ женского пола: Китти, миссис Полгрей и даже Элвин.
Я почувствовала себя несколько уязвленной. В присутствии этого мужчины все женщины чувствовали себя привлекательными. Это подчеркивало мою непривлекательность.
Я заварила чай, а Элвин передала Питеру хлеб и масло.
— Какая роскошь! — воскликнул он. — Я чувствую себя султаном, которому прислуживают две прекрасные леди.
— Опять врете! — закричала Элвин. — Вовсе мы не леди, потому что я еще не выросла, а мисс — гувернантка.
— Что за святотатство! — пробормотал он, не спуская с меня теплого взгляда своих карих глаз.