Зная любовь Гвина к кухням, он отправил великана-корнуольца повертеться среди прислуги и собрать слухи. Для грязной работы в таких обителях, как Бермондси, использовали как братьев-послушников, не принявших обетов, но носивших монашеское облачен не и выбривавших тонзуры, так и обычных слуг, либо живших в обители, либо являвшихся каждый день из домишек по соседству. Гвин — добродушный парень, но себе на уме, умел подружиться с простонародьем и, конечно, выведать все скандальные сплетни.
Томас де Пейн отличался таким же талантом, но лучше действовал среди таких же, как он, церковнослужителей и священников. Теперь ему вернули благодать священства, однако он три года провел как в чистилище, будучи лишен сутаны из-за ложного обвинения в недостойном обращении с девочкой-ученицей в соборной школе Винчестера. До своего восстановления в правах он не раз помогал коронеру, втираясь в доверие к духовным лицам под личиной священника. С таким же заданием Джон отправил его и теперь, и клирик с восторгом принял поручение, дававшее ему возможность окунуться в атмосферу и обряды религиозной обители. Первым делом он побывал на вечерне в церкви, затем прошелся по галерее, заговаривая с монахами, прогуливавшимися вокруг садика.
Тем временем де Вулф вернулся в опочивальню и, отыскав брага Фердинанда, обратился к нему с просьбами, во-первых, о помещении, где он мог бы опрашивать свидетелей, а во-вторых, о возможности осмотреть комнату Кристины де Гланвилль. Смуглокожий монах вывел его из кельи, где спал Джон, на площадку лестницы и, выбрав ключи из связки, висевшей на большом кольце на поясе, отпер дверь на противоположной стороне.
— Здесь она проживала вместе с подругой Маргарет и двумя служанками, — сказал он на нормандском французском, с легким акцентом, в котором Джон угадал отзвук южнофранцузского Лангедока.
Отступив в сторону, монах пропустил коронера в короткий коридор с двумя дверями. Каждая открывалась в прихожую, где лежал тюфяк, а далее находились комнаты побольше и богаче обставленные, где постели были приподняты на низких помостах и стояли столы, а также складные стулья с кожаными спинками и высокие платяные шкафы.
— В первой жила леди Кристина, а в следующей — ее подруга, госпожа Куртене. Камеристки спали снаружи, — зачем-то пояснил Фердинанд. — Ели они, как все важные гости, в отдельной столовой у внутренних ворот, где расположены другие комнаты.
Де Вулф окинул взглядом комнаты, казавшиеся нежилыми.
— Куда подевалось ее имущество: платья и личные вещи?
— На прошлой неделе все забрали ее опекуны Бомоны. Они, как я понял, поселились у епископских ворот, но сегодня утром я получил записку от секретаря настоятеля. Он предупредил, что Бомоны вернутся сюда вечером, чтобы приготовиться к завтрашним похоронам.
Фердинанд вывел де Вулфа из комнат и запер дверь, после чего провел его вниз, где предложил ему расположиться для допросов в маленьком кабинете рядом с гостевой трапезной на первом этаже дома келаря. В голой келье с закрытым ставнями окном имелись стол, скамья и два жестких стула.
— Я скажу, чтобы сюда, когда вам понадобится, приносили жаровню с углями, сэр Джон, — предложил монах и сделал движение к выходу.
— Погоди, — приказал де Вулф. — Мне нужно поговорить со всеми, кто общался с покойной, а ты тоже в их числе.
Фердинанд остановился и медленно вернулся на середину комнаты.
— Я мало что могу рассказать, сэр.
Его темные глаза искали что-то в непроницаемом лице коронера.
— Похоже было, что она ждет свадьбы с радостным волнением? Для большинства молодых женщин это величайшее событие в жизни.
Монах бесстрастно ответил:
— Правду говоря, не знаю что и сказать, коронер. Особого восторга она не выказывала. Но ведь я мало ее видел.
— Когда видел в последний раз?
— В тот день за вечерней трапезой. Я обычно заглядываю в маленькую трапезную, отведенную именитым гостям, чтобы удостовериться, все ли в порядке. За столом сидели все прибывшие, в том числе и леди Кристина.
— А Джордан де Невилль там был?
— Был. Он поужинал, а потом вернулся в Саутуорк со своим оруженосцем.
Де Вулф не знал толком, о чем еще можно спросить этого неразговорчивого человека, однако решил зайти с другой стороны.
— Скажи, нет ли у брата Игнатия, так сказать, некоторых странностей? У него с языка во время осмотра трупа сорвалось неприятное замечание…