— А пергамент еще у тебя? — спросил Джеффри, покосившись на груду бумаг на столе Майкла.
— Он уничтожен. Я сжег его по приказу настоятеля. Но я бы сжег его и без приказа.
— Должно быть, его содержание было… ты сам сказал: «опасным».
— В своем роде он был опасен. Тебе, Джеффри, как мирянину, я могу и рассказать. Но буду тебе обязан, если мои слова не пойдут дальше. Если об этом узнают другие, мы станем все отрицать.
— Мы?
— Бермондсийские клюнийцы, те немногие, кому известно, о чем писал брат Джеймс в своем завещании.
— Если оно не касается чего-либо незаконного или связанного с преступлением, я буду молчать, — обещал Чосер. — А поскольку человек, написавший его, давно мертв, не думаю, чтобы оно могло касаться чего-либо преступного.
— И не касалось. Брат Джеймс хотел только исправить давнюю вину — то, что считал виной.
— Что же тут дурного?
— Ты бывал в Винчестере, Джеффри? Видел огромный стол в этом замке?
Джеффри покачал головой, хотя понял, о чем говорит монах. Имелся в виду хранившийся в Винчестере стол — якобы тот самый, за которым сиживал сам Артур со своими рыцарями. Круглый стол, за которым никто не мог претендовать на главенство над другими. Он только не понимал, к чему вспомнил о нем брат Майкл.
— Считается, что круглому столу много сотен лет, — продолжал монах. — То есть так считают невежды. Но я слыхал, что он сделан совсем недавно, и что наш нынешний король Эдуард рад купаться в лучах его блеска. Потому что он увлекается рыцарством более всего на свете — по крайней мере увлекался, пока был здоров и бодр. Тебе ли не знать этого, Джеффри, ведь ты так часто бываешь при дворе.
— Я знаю. Но не вижу связи с завещанием старого монаха.
— Я вспомнил о круглом столе, чтобы показать, что вещи не всегда таковы, какими представляются. Древними и священными порой считают предметы, которые вовсе не таковы.
— Речь о кресте Бермондси, не так ли? — подсказал Чосер, почувствовав, как неприятно келарю переходить к сути дела. — Брат Джеймс был в числе монахов, засвидетельствовавших его чудесное явление на берегу Темзы. По словам настоятеля, он оставил свидетельство об этом чуде.
— Брат Джеймс оставил два свидетельства об обретении креста. Одно и сейчас хранится в нашей библиотеке: рассказ об огромной птице, и о сокровище, которое она несла в клюве, и о луче света и тому подобном. Оно было продиктовано и подписано тремя монахами, видевшими чудесное… э… сошествие креста. Эта история вписана в летопись нашего монастыря.
— Не далее как вчера вечером я слышал ее от Ричарда Дантона, — кивнул Джеффри. — Он рассказывал ее как неоспоримую истину.
— Я не сомневаюсь, что настоятель верил в то, о чем говорил, — сказал келарь. — Люди умеют убеждать себя в том, во что хотят верить. Но всего несколько дней назад брат Ричард приказал мне сжечь свидетельство брата Джеймса — то есть его второе свидетельство, пергамент с завещанием, найденный в склепе. Ты догадываешься о его содержании, Джеффри?
— Уже представляю.
— История креста из Бермондси выдумана от начала до конца. Не было огромной птицы, крест никогда не падал с неба, не было и луча солнца, указавшего, подобно небесному персту, на место, где его нашли. Если вы видели крест, то знаете, что он ничем не примечателен. Только обстоятельства его обретения придавали ему особое значение. Возможно, его принес с собой один из трех братьев. Так или иначе, они воткнули крест в ил и сочинили легенду о птице и прочем.
— Боже мой, зачем?
— Не ради выгоды и не ради славы. Вспомни, обитель тогда была только основана. Мы были никому не ведомы, за морем, за сотни миль от родной Франции. Чтобы наш монастырь занесли на карту, можно ли было придумать лучший способ, как освятить его чудесным явлением? И действительно, этот крест прославил Бермондси. Конечно, не только он. Мы многого достигли за эти двести лет и, милостью Господней, существуем и процветаем. Но чудесный крест все еще привлекает верующих. Он послужил своей цели и послужит ей в будущем. И кто может утверждать, что за прошедшие столетия крест, какова бы ни была его история, не приобрел налета святости?
— Но брат Джеймс в своем предсмертном завещании открыл истину? Он описал, каким образом был найден — вернее, подложен — крест?
— Да, перед смертью он решил восстановить истину. На смертном ложе совесть упрекала его. Не знаю, он ли пожелал, чтобы последнее свидетельство погребли вместе с ним, или то было сделано по приказу тогдашнего настоятеля; а может быть, их похоронили вместе по простой случайности. Однако тайна покоилась вместе с ним, пока ее не раскопали два каменщика, занятых будничной работой.