— Произошло недоразумение, — обратился он к Кастеллу и повернулся к своему коню. — Мне не следовало являться сюда — меня бы здесь и не было, знай я, что здесь замешаны такие мерзавцы, как Стратт.
Стратт готов был возмутиться, но тут из тени у дверей выдвинулся человек, остававшийся до того незамеченным. Уильям Хэй, владелец «Корабельной компании Хэя» — маленький ладный мужчина в тяжелом желтом парике, будь его парик самую чуточку больше, он стал бы смешным. Его темно-красный атласный камзол был притален, чтобы подчеркнуть достоинства фигуры, а на колени падал пеной кружев и оборок. На ногах были маленькие элегантные туфли с пряжками — разительно несхожие с простыми сапогами для верховой езды на ногах Брауна.
— Прошу вас выслушать меня, прежде чем уходить, капитан, — мягко произнес он. — Обещаю, вы не пожалеете о потерянном времени. Идемте, все уже ждут.
Наперекор доводам разума, Браун пошел за Хэем по заросшей тропинке, огибавшей восточное крыло дома. Двое матросов не отставали от него, а следом тащился Стратт. В темноте он не видел, присоединились ли к процессии Кастелл с бабкой. Твилл снова пытался успокоить лошадь — без особого успеха, потому что обе руки у него были заняты оружием. Уолдак угрюмо скалился: неожиданное появление эконома привело его в угрюмое и опасное расположение духа. Добравшись до самой густой тени, Хэй открыл дверь, обнаружив покрытые слизью ступени лестницы. Браун замялся. Он не любил замкнутых помещений, и погреб представлялся ему неподходящим местом для собрания, каким бы тайным оно ни было. Беспокойство постепенно вытеснялось злостью. Будь он проклят, если полезет в подземелье в компании такого типа, как Томас Стратт. Обернувшись, он увидел собирающиеся к дверям фигуры в плащах с капюшонами. Как видно, подходили другие заговорщики.
— С меня хватит, — рявкнул он, давая прорваться своему страху и ярости и шагнул назад. — Доброй ночи, Хэй. Не обращайтесь ко мне больше.
Внезапно раздался резкий удар, и он, не ощутив боли, почувствовал, что падает. Земля бросилась ему в лицо, над головой смутно, невнятно загудели голоса. Он попытался открыть глаза, но увидел лишь темноту. Потом голоса стихли, и больше он ничего не сознавал.
II
Конец июня 1663
Томас Чалонер, тайный агент лорда-канцлера Англии, обрадовался, когда вдова капитана Брауна дала ему повод на несколько дней выбраться из Лондона. Погода стояла жаркая не по сезону, и солнце немилосердно палило залитые помоями городские улицы. Ручьи и речушки пересохли, на кораблях, причаленных вдоль берега Темзы, плавилась смола, и чердачная комнатушка Чалонера в Чансери превратилась в настоящую печь. Лорд-канцлер был занят важными государственными делами и едва поднял голову от груды бумаг, когда Чалонер попросил разрешения на несколько дней выехать за реку по личным делам. Он махнул пухлой ручкой в кружевном манжете и велел Чалонеру отправляться куда вздумается, только его не отвлекать.
Итак, Чалонер собрал сумку и оставил раскаленную столицу ради прохлады лугов на южном берегу. Вскоре ему предстояло убедиться, что в Бермондси ничуть не прохладнее, чем в городе, и что его обитатели точно так же заливают улицы вонючими помоями и заваливают отбросами. От кожевенных мастерских несло так, что глаза слезились, и к этой вони неприятно примешивался более земной аромат прокисшего на жаре пива от прибрежных пивоварен.
На ходу Чалонер вспоминал Ганну Браун. Они познакомились, когда Ганна сопровождала мужа в одном из плаваний, а Чалонер, направленный с очередным заданием за границу, был у него пассажиром. Корабль требовал от своего капитана уйму времени, а Ганна скучала и нередко искала общества Чалонера. Чтобы развеяться, он обучал ее играть на флажолете, хотя большого искусства она так и не достигла. Впрочем, Браун был в восторге от нового умения жены и чуть не каждую ночь просил ее поиграть для него. Тут проявилась иная, более привлекательная сторона его жестокой и упрямой натуры.
В письме Ганна Браун назначила ему встречу в «Ямайке» — большой грязноватой гостинице с залом для игры в кегли. Он толкнул дверь и остановился, дожидаясь, пока глаза после яркого солнца приспособятся к полумраку. Ставни были распахнуты в тщетной надежде на прохладный ветерок, однако в гостинице было темновато и мрачно. Пахло пролитым элем, дымком из трубок посетителей и потными, немытыми телами.