— Есть здесь выход? — спросил он своего приятеля.
Осторожно поставив фонарь в стороне, чтобы его не задуло сквозняком, Джеффри просунул голову в дыру. Плечи с трудом, но прошли. Тухлая вонь ударила ему в нос. Отверстие вело в какую-то шахту, уходившую вниз под углом. Подняв фонарь над дырой, он осветил древнюю кладку. Слышно только журчание воды внизу. Возможно, шахта выводит в сточную систему монастыря. Тогда уходящая вниз шахта где-то соединяется со сточным канавами и выходит на поверхность. Не очень-то приятно пробираться, как крыса, по вонючим запутанным подземным ходам.
У него оставался выбор. Можно вернуться к главной двери и снова постараться дать знать о себе. Или спуститься в шахту. В эту минуту свеча мигнула последний раз и погасла, и темное одеяло легло на камеру. Джеффри остался стоять на четвереньках, споря сам с собой. Шерстка черного кота мягко коснулась щеки.
И в этот самый миг, к невыразимому облегчению Чосера, в дверь стукнули, и голос позвал:
— Есть тут кто?
Послышался звон ключей и скрип открывающейся двери. В проеме показался кто-то из братьев. Джеффри встал.
— Кто здесь? — повторил монах.
— Джеффри Чосер, гость вашей обители.
— Что ты здесь делаешь?
Чосер уже был у двери. Теперь он узнал монаха. Молодой ревестиариус, помощник старого Питера, по имени… как же его звали? Ах да, Ральф. Брат тоже узнал Чосера в отблеске дневного света, лившегося сверху.
— О, сэр! Я не знал, что это ты.
— Глупое недоразумение. Я осматривал помещение и попался по глупости.
Появился кот, прошмыгнул между ногами. Брат Ральф улыбнулся и ласково упрекнул:
— Магнус, ах ты, дурашка.
Чосер подумал, что латинское имя было выбрано не зря. Черный зверь, откормленный на кухонных объедках, походил на бочку. Джеффри начал было рассказывать, как его заперли, но что-то заставило его придержать язык. Лучше пусть это считают случайностью.
Молодой монах стоял, перебирая связку ключей.
— Мне сказали, что здесь кричат. Я поначалу отмахнулся, но потом все-таки решил проверить.
— Очень этому рад.
Брат Ральф взглянул на фонарь в руке Чосера.
— Ты что-то искал? — спросил он.
— Нет, просто любопытствовал. Об этом месте столько говорят…
— Говорят?
— О духах, призраках и тому подобном, — пояснил Джеффри.
Он не солгал, утверждая, что ничего особенного не искал, но, проболтавшись о духах, ощутил неловкость. Брат Ральф молча посторонился, пропуская Джеффри, и запер за ним дверь в подземелье. Они поднялись наверх. Недавно миновал полдень. Солнце ярко освещало внутренний двор, и Чосер теперь внимательней присмотрелся к наружности брата Ральфа. Невысокий молодой человек, бледность кожи особенно выделяется рядом с черным одеянием. У него было туповатое дружелюбное лицо. Невдалеке проходил ризничий и библиотекарь, брат Питер. Солнце ударило ему в лицо, и под капюшоном блеснули очки. Трудно было судить наверняка, но, кажется, он с любопытством взглянул на Джеффри и брата Ральфа.
— Эти погреба — тоже твои владения? — спросил Джеффри, указывая на ступени, по которым они только что поднимались. — Я думал, ревестиариус занимается только бельем и занавесями.
— И ты прав, мастер Чосер, — кивнул Ральф. — Погребами заведует келарь и его помощник, но я не сумел их найти, вот и взял ключи в их кабинете. Теперь надо их вернуть.
— Прими мою благодарность, брат Ральф. Ты избавил меня от томительных часов в темноте. Я получил хороший урок за свое любопытство.
Что же дальше?
Второй раз за день Джеффри вышел во внешний двор монастыря. Лентяй-привратник вернулся на прежнее место. То есть он опять привалился к стене и ковырял в зубах прутиком. Джеффри задумался: может, и прутик прежний? Он остановился перед сторожем, словно вспомнил вдруг что-то:
— Нашел, Осберт?
— Что — нашел?
— То, что искал в комнате брата Майкла.
Как и в прошлый раз, когда сообщил о беглом убийце, Чосер имел в виду главным образом смутить привратника. Этот человек чем-то выводил его из себя. Однако Осберт готов был отплатить той же монетой. Вытащив изо рта прутик, он проговорил:
— Куда это ты собрался, сэр?
— Навещу дом скорби.
— Настоятель Дантон велел никого не выпускать.
— Тогда на свободе был убийца. Теперь он покончил с собой, так что опасности больше нет.