Жаклин смотрела на его блестящие глаза, и ее охватывало какое-то смешанное чувство… которое она, пожалуй, пока не могла определить.
— Ты опять мне не веришь, — вдруг грустно сказал он. — Думаешь, что я когда-нибудь захочу стать властелином мира? Но такие желания возникают у ученых только в фантастических романах. В обычной жизни ученые более… прагматичны. Зачем мне весь мир? Достаточно возможности заниматься любимым делом, продвигаться вперед. Ведь наука бесконечна. Как можно сказать себе: я всего достиг и теперь стану править миром? Бред, такие бывает. Движение неостановимо. Ученый не может поселиться в башне и оттуда управлять Вселенной. Если он ученый, конечно, а не сумасшедший. А я, Жаклин, не сумасшедший.
— А твой Грати?
— Что Грати?
— Он не захочет поселиться в башне?
— У него нет таких возможностей. Хотя амбиций, пожалуй, предостаточно.
— Я не про амбиции говорю. Объясни мне, пожалуйста, зачем он держит у себя девушку и накачивает ее наркотиками? Да еще утверждает, что девушка чуть ли не с пеленок — наркоманка. Может быть, он как раз и есть тот сумасшедший?
— Нет. Я даже поражался — при своих физических недостатках он слишком нормален.
— Может быть, ты просто проглядел что-то? — Жаклин, я не первый год живу на свете.
— Хорошо. Но чего же он так боится? Что я могу выведать такого страшного, что он готов на все, лишь бы этого не произошло?
Дюбуа рассмеялся.
— Он боится, что ты украдешь методику. Может быть, ты шпионка конкурирующей фирмы? Я сначала тоже подозревал что-то в этом роде. Видишь ли, Грати очень, я уже говорил, амбициозен. А в нашем направлении работают многие психиатры, психологи, психоаналитики. И Грати очень важно быть первым. В науке трудно доказать плагиат. Часто открытия совершаются параллельно и независимо друг от друга… Он не мог знать, что ты всего лишь ищешь Барбару.
Жаклин заказала кофе и подняла на него глаза.
— Я должна поговорить с мадам Брассер.
Дюбуа посмотрел на нее и помолчал с минуту. Потом сказал:
— Ты понимаешь, что я не могу тебе этого запретить. Но… как бы после этого разговора не пришлось ее… лечить. Она только с виду — железная леди. А на самом деле — очень ранили, беззащитный человек.
— Ты до сих пор с ней?…
Дюбуа улыбнулся.
— Кроме меня у нее никого нет. Хотя она по-прежнему любит своего бывшего мужа. Я это давно понял.
Жаклин пронзила его долгим испытующим взглядом, но ничего не сказала.
Молодые люди сидели в номере Барбары и изредка выглядывали на улицу с балкона. Там, в отличие от вчерашнего дня, было довольно много народу.
— Я умру от тоски, — капризно сказала Катрин, ни к кому, впрочем, конкретно, не обращаясь. — Мы здесь второй день. Почему мы не можем выйти погулять? С нами Барбару никто не тронет.
— Жаклин просила не выходить из номера, — объяснил Теодор, но в его голосе тоже не было уверенности. Если честно, он не понимал просьбы Жаклин. Сидеть целый день в душном номере без кондиционера совершенно не хотелось. Тем более, что из окна было видно, как многие нарядно одетые люди большими группами куда-то направлялись.
— У них тут какой-то праздник, похоже, — сказал он. — Все куда-то идут.
Катрин встрепенулась.
— Глупо сидеть здесь, если можно развеяться. А развеяться просто необходимо. И прежде всего — Барбаре. Да, Барбара?
Барбара пожала плечами. Ей не хотелось ничего. Она была напряжена и занята одной мыслью: что можно сделать в сложившейся ситуации. Довольно неприятное ощущение — сидеть без движения, осознавая, что от тебя сейчас ничего не зависит.
Ее с детства раздражало бездействие.
— Я бы с удовольствием прошлась, — наконец сказала она.
— Ну вот и отлично! — сказала Катрин. — До ночи еще далеко. Не играть же нам в шарады. А так хоть праздник увидим.
Они засобирались.
— А если Жаклин позвонит? — вдруг спросила Барбара. — Надо кому-то остаться. То есть не кому-то, а я останусь. А вы действительно прогуляйтесь. Потом расскажете, как там — на воле.
— Э, нет, — сказал Теодор. — Одну мы тебя не оставим.
— Глупости, — твердо произнесла Барбара. — Кого мне здесь бояться? Даже если каким-то чудом здесь появится дядя Пьер, он все равно не знает, в каком номере я нахожусь.
— Как ты можешь до сих пор называть его дядей? — раздраженно буркнула Катрин. — Это после всего-то.
Барбара слегка улыбнулась.
— Привычка. Детская привычка. В детстве он мне казался странным и добрым волшебником.