И тогда он подумал, что аппетиты господина Деново растут…
Грати не любил появляться в замке и в клинике без особой надобности. Иногда он участвовал в придуманных Жаном Дюбуа спектаклях в роли кровожадного или снедаемого любовной страстью карлика, иногда просматривал видеозаписи поведения больных на лабораторных мониторах, но основное время проводил у себя дома и общался со своими коллегами там же. Вот и сегодня, вернувшись из Беатензее, он пригласил Жана Дюбуа к себе. Он еще не решил, как ему дальше быть с Барбарой. Но разговор с Жаном он собирался вести, конечно, не о девушке.
Дюбуа умел в любой обстановке принимать самую органичную позу, которая соответствовала ситуации. В холле дома Грати он облюбовал себе огромное кресло и сел в него по-американски: на один подлокотник закинул ноги, а на другой — оперся спиной. К нему на колени тотчас же запрыгнул кот и довольно заурчал.
Дюбуа уже давно раздражал Пьера Грати. Когда-то разглядев в статном, всегда небрежно одетом и совершенно незакомплексованном молодом человеке будущее светило психиатрии, Грати искренне к нему привязался. Потом, когда Дюбуа стал демонстрировать явные успехи в научных исследованиях, к нежным чувствам стала примешиваться зависть, которая с годами все больше и больше разрасталась.
Почти полное пренебрежение ученика к своему таланту и успехам сначала удивляло учителя, а потом он начал злиться. Нельзя сказать, что Жану все давалось легко, но он словно бы не замечал трудностей, а, преодолев их, ничуть не радовался. Он был увлечен наукой и его мало заботило то место, которое он сам в ней занимает. Впрочем, он знал себе цену. И еще больше — цену другим. Грати подозревал, что Дюбуа оценивает его вполне адекватно, хотя и не показывает этого. Дюбуа давно перерос в научном плане своего учителя и был вполне от него независим. С этим было трудно смириться.
— Ты не можешь теперь давать обратный ход исследованиям, — излишне громко и не скрывая раздражения в голосе говорил Пьер Грати Жану. — Ты не имеешь на это права. Мы подписали контракт и теперь обязаны представить результаты.
— А кто говорит о том, что я отказываюсь представлять результаты? — в обычной своей ленивой манере проговорил Дюбуа. — Вот семнадцать дисков, которые лежат у вас на столе, — семнадцать позиций, семнадцать диагнозов. Чего же еще?
— Заказчику нужны принципиальные обоснования не каждой позиции в отдельности, а всей методики в целом.
Дюбуа прищурился.
— А кто сказал, что они существуют?
— А разве нет? — в тон ему спросил Грати.
— Нет, — твердо ответил Дюбуа. — Я, конечно, известный ученый, но не гений. Общего принципа нет и быть не может. Похожесть эффекта видеоряда на наркотический эффект всего лишь внешняя. Массовое производство здесь невозможно.
— Ты лжешь! — вдруг сорвался Грати. — Да, я отстал от тебя как ученый, но не поглупел, как тебе, может быть, кажется! Я видел эти семнадцать серий. И вижу в них общий принцип. Значит, есть общий принцип и у всех возможных позиций, как бы ты это ни скрывал.
— Он, конечно, должен быть, — сказал Дюбуа спокойно, словно и не заметил вспышки Грати. — Но пока его нет. Видит Бог. Я стараюсь. Все записано, вы можете просмотреть хоть все серии, проведенные за эти восемь лет. Если вам не лень. Можно не верить мне, но от фактов не отвернешься.
— Послушай, Жан, — вдруг резко сменил интонацию Грати, — я понимаю, что если ты вбил себе что-то в голову, тебя не сдвинешь с места. Но… я хочу тебя предостеречь. Наш заказчик — очень жесткий человек. Если мы не представим ему то, что обещали, он просто уничтожит нас. И не только закроет наш институт, но просто… просто расправится с нами. Физически.
— Он что — мафиозо, этот ваш заказчик? — с иронией спросил Дюбуа.
— В его мире свои правила. Жесткие.
— Ну что ж… — усмехнулся Дюбуа, — умрем от собственного интеллектуального бессилия.
Но Грати не был склонен к шуткам. Слишком нервный выдался день.