У Нери был разочарованный и сердитый вид, и он уехал, сказав лапидарное:
– Мы еще позвоним. Будьте готовы, что мы вас вызовем. Тереза в очередной раз бормотала молитву «Аве Мария».
Эди сосредоточенно складывал посуду и что-то довольно шептал. Ему было семнадцать лет, он весил сто двадцать килограммов и обладал медвежьей силой, которую едва ли мог контролировать. Еще в пятилетнем возрасте у него после тяжелой аллергии выпали волосы, и сейчас по-прежнему не было ни одного волоска на теле. Отсутствие ресниц и бровей придавало ему какой-то своеобразный голый и мягкий вид. У него были толстые кривые ноги, и передвигаться он мог только медленно. Если же он пытался бежать, то раскачивался из стороны в сторону, как корабль, борющийся с волнами. Романо обнял его за плечи.
– С тобой все о'кей, Эди?
Эди, продолжая громоздить тарелки друг на друга, кивнул и улыбнулся. Он настолько увлекся, что, похоже, не слышал ничего из того, о чем говорили Тереза и Романо. Романо налил остатки эспрессо в маленькую чашку. Кофе был холодным, но его это не смутило. Он сел возле матери, которая взяла его за руку и прошептала:
– Чем я могу помочь тебе, Романо? Я готова сказать, что ночью приходила и будила тебя, чтобы попросить таблетки от мигрени. Ты можешь полностью на меня положиться. В конце концов, я твоя мать.
Романо обескураженно посмотрел на нее.
– Что ты вообразила? – тоже шепотом ответил он. – Ты думаешь, что это я убил Сару? Неужели ты всерьез веришь, что я мог поехать ночью к тому дому и перерезать ей горло?
Тереза подняла брови.
– Я ничего не вообразила, ничего не думаю и ничему не верю. И прежде всего, я вообще ничего не знаю. Я просто хотела тебе помочь, вот и все.
Романо встал и не говоря ни слова вышел из комнаты. На первом этаже он увидел Энцо в инвалидном кресле, в котором он обычно смотрел телевизор и из которого не мог выбраться без посторонней помощи. Казалось, он спал с открытыми глазами.
– Тебе лучше? – спросил Романо и взял холодную как лед руку Энцо.
Энцо вырвал ее так резко, как будто к нему прикоснулась рептилия. Он посмотрел на Романо взглядом, исполненным страха и одновременно ненависти.
– Исчезни и не показывайся мне на глаза, – прошипел он.
Было без четверти час, когда Марчелло вошел в свой дом в Сан Мартино. Его жена закрывала страховое бюро в двенадцать часов, и обычно без нескольких минут час в семье Ванноцци обед уже стоял на столе. До обеда в страховое бюро приходили лишь те, кому необходимо было заявить о каком-то ущербе. Настоящие прибыльные договоры заключались в пятницу вечером либо в субботу с утра, когда крестьяне не работали в поле, а занимались своими делами. Тогда они вместе с женами отправлялись в супермаркет, делали срочные покупки или заказы, отдавали инструменты в ремонт, платили за страховку или заключали новую. И в большинстве случаев это происходило тогда, когда что-то уже случилось. Марчелло обычно не отказывался оплатить старый ущерб, если в качестве встречного хода заключалась новая страховка. По этой причине он по пятницам и субботам был в бюро постоянно, зато в остальные дни появлялся там изредка.
Сейчас его жена Пиа и дочери Джина и Мария сидели в кухне, но пахло там не жареным чесноком и луком, не тушеной vitello [11] и вареной рыбой, а дымом, потому что Джина курила одну сигарету за другой и пепельница была уже набита окурками до отказа.
Он поставил корзину посередине кухонного стола, но белые грибы, которые он купил у уличного продавца в Ливане, остались без внимания. Даже если бы у каждого гриба на шляпке была табличка с ценой, его женщинам это не бросилось бы в глаза.
– Ты уже слышал? – выдохнула Пиа.
– Что? – спросил Марчелло, и сердце у него забилось так, что готово было выскочить из груди, потому что он сразу понял, что так взволновало женщин.
– Сара Симонетти мертва, – сказала Пиа. – Какой-то сумасшедший перерезал ей горло в доме в лесу. Алессио нашел ее. Представляешь?
Марчелло упал на стул, который стоял к нему поближе.
– Нет, – выдохнул он, – этого не может быть.
Что это произойдет так скоро, что ее так быстро найдут – об этом он даже не подумал.
Джине и Марии было соответственно двадцать и двадцать два года. Две прекрасные молодые женщины, которые притягивали к себе взгляды, когда заходили в бар на Пьяцца. У них был только один недостаток: их голоса были пронзительными и острыми, как терки.
– Всю жизнь я была спокойна и довольна, я чувствовала себя в полной безопасности, но сейчас я боюсь, – заявила Джина. – Это невыносимо – знать, что где-то рядом бродит сумасшедший.