— Ничего полезного, — вздохнул Таро. Он взял один серебряный браслет и бросил его Крису. — Мы ходили в ювелирный магазин в Кобе. Известный. Очень дорогой. Очень много сигнализация внутри. Было время взять только три коробки. Когда пришли домой, Хатани-сан возьмет образцы и несет одному парню, это его знакомый. В Хоммати. И этот парень говорит: фальшивка. Он говорит, что не даст Хатани-сан за это больше одна сотня иен. Это было, — он посчитал по пальцам, — четыре, нет, три месяца назад. Посмотри на дно. Уже зеленое.
Крису это не понравилось.
— Так что с того, что они фальшивые? Что, этот парень — честный вор, что ли? Если ювелиры в Кобе могут дурачить людей, то почему не может Хомейни?
— Хатани, — поправил Таро.
— Какая разница. Такую бижутерию постоянно продают на улицах.
И это было правдой. На всех вокзалах и станциях можно было видеть иностранцев за столиками, усыпанными рядами колец и браслетов.
— Да кто продает! — скорчил гримасу Таро. — Евреи!
— Не только, — тихо возразила Джессика, — но большинство. Израильтяне. Они делают большие деньги на уличной торговле, может, шесть или семь тысяч в месяц. Поработают пару лет, а потом возвращаются в Израиль и начинают какой-нибудь бизнес.
— И все же мне это не нравится, — произнес Крис. — Должен же быть какой-то способ сбыть весь этот товар. Все эти украшения выглядят как настоящие. Зачем оставлять их здесь? — Это навело его на мысль, и он обвел рукой комнату. — Для чего они оставили здесь все это? Циновки, футоны, тарелки? Или они ушли отсюда и для нового помещения купили все новое?
— Думаю, да. Там все то же самое, — ответил Таро. — Они просто забыли об этом. Здесь никто не был уже два месяца, по крайней мере.
Откуда ему это известно?
— Ты уверен? — спросил Крис.
— Ага, — кивнул Таро, хотя голос его прозвучал не вполне уверенно. — Ну да, уверен.
Крис отер с бороды пот. Ему нужно было побриться; борода начала чесаться. Он представил себе, как банда усатых иранцев в дешевых белых рубашках врывается сюда и берет их в заложники, а потом сжигает на их глазах американский флаг. Глупая фантазия, но очень яркая.
Хорошо, но куда еще они могли деваться?
Может, арабы ворвутся сюда не сегодня?
— Черт, — вздохнул он. — Давайте же принесем сюда старика.
Все трое услышали, что из фургона раздается какой-то звук, будто кто-то скребется. Крис велел Таро быстро открыть дверь, и Джессика заметила, как напряглись они оба в ожидании, что произойдет дальше. И еще — Джессика не могла в это поверить — но ей показалось, что оба они улыбаются. Она снова услышала царапающий звук изнутри и подскочила. Опять подступила тошнота, и она стала уговаривать себя: меня не вырвет, не вырвет, не вырвет…
Но ее снова вырвало, прямо напротив лодочного сарая, как только Таро резко открыл дверь и старик вывалился из фургона. Ударившись о гравий, его голова подняла маленькое облачко пыли.
Потом Джессика закрыла глаза. Слышала, как Крис с удивлением сказал Таро: «Этот ублюдок пытался выбраться», — а потом она услышала, как парни принялись пинать и лупить его. Наконец исчезли все звуки, кроме тяжелого дыхания двух мужчин и рокота речных волн, набегающих на дамбу. Затем, ворча, Крис и Таро потащили старика внутрь. В это время Джессика что-то задела спиной, и ее снова стошнило, правда в желудке не осталось уже ничего, кроме желчи.
Она не открывала глаз до тех пор, пока не убедилась в том, что осталась одна.
Она долго не двигалась. Стояла, опираясь одной рукой о лодочный сарай, стена поддерживала ее. На улице становилось светлее, солнце вставало за ее спиной. Она слышала стук вагонных колес вдалеке, гудки лодок и барж, плывущих вниз по каналу. Слышала, как просыпается город. Ей хотелось слышать звуки, издаваемые нормальными людьми, совершающими будничные дела. Но даже становясь громче, эти звуки все равно были где-то далеко-далеко.
Ей казалось, что это ее жизнь прощается с ней.
Джессика не знала, сколько времени прошло, прежде чем Таро и Крис вышли из лодочного сарая. Их тени вытянулись прямо перед ней. Таро положил руку ей на плечо.
— Эй! — позвал он. — С тобой все в порядке?
Она кивнула, чувствуя себя слишком измотанной, чтобы отреагировать по-другому. Какая теперь разница, в порядке она или нет. Джессика обернулась и скрестила руки на груди. Прищурившись на солнце, спросила:
— Что теперь?
Крис, руки в карманах, переминался с ноги на ногу.