— Я слышала, вы интересовались моим отделом. Впрочем, даже если бы вы рассматривали другие варианты, мне бы все равно вас рекомендовали. И меня вам. Склад ума и навыки, — уточняет она, словно почувствовав его удивление, и расслабляет, сплетенные в замок пальцы. — Считайте это комплиментом.
Он молчит, понимая, что не все заявления нуждаются в ответе.
— Люди с вашей историей часто приходят в мой отдел, офицер, — продолжает капитан, не сводя с него взгляд. — И также часто уходят. Потому что я считаю, что навыки и склад ума не всегда так важны, как мотивация. Во что вы верите?
— Эм.. В справедливость.
— То есть в возмездие?
— В справедливость, — повторяет он уже увереннее. — Я знаю, что месть тоже существует, и понимаю, почему люди ее выбирают, но считаю, что лучше успеть спасти, чем потом махать кулаками.
— Почему? — Капитан склоняет голову к плечу, продолжая всматриваться в него. — Разве месть это не наказание, не одна из форм справедливости?
— Нет, — он качает головой. Наверное, многие на его месте чувствовали себя как распятые булавками бабочки, которых разглядывают со всех сторон, пытаясь определить, к какому виду они относятся. Наверное, многие нервничали и отводили взгляд, ему же, наоборот, спокойно. — Это совсем другое.
— И в чем же разница?
— Справедливость — это восстановление порядка, а месть — просто злость. На самого себя в том числе.
Капитан не меняется в лице и не двигается, даже ее взгляд, и тот остается устремленным все в ту же, невидимую для Рамиро точку, которая находится где-то в нем самом.
— Чего вы ждете от моего отдела?
Он думает, что такой прямой вопрос многих бы смутил или даже напугал. И еще — что эта прямота звучит слишком, до боли, знакомо.
— Возможности быть справедливостью для тех, кто сам должен быть ею.
— Не слишком ли пафосно, офицер? — на мгновение ему кажется, что уголки ее губ изгибаются в улыбке. Впрочем, он уверен, что это не более чем просто обман зрения.
— Боюсь, что это наоборот очень прозаично.
— Рада, что мне не нужно объяснять самую простую истину, — капитан едва слышно хмыкает в ответ. — В моем отделе нет власти, здесь только контроль.
Она замолкает, продолжая изучать его. Он — ждет нового вопроса.
— После смерти мужа моя дочь бредит полицией, — ровным голосом произносит капитан через несколько минут, когда Рамиро уже начинает думать, что еще немного и ему скажут, что разговор окончен. — Она верит, что жетон не должен пылиться на полке.
— Вы против? — тихо спрашивает он после короткого колебания, стоит ли задавать настолько личный вопрос.
— Я считаю, что желание быть копом и наличие пыли на номерном жетоне не связаны между собой, — отвечает она, разжимая пальцы. — И радуюсь тому, что ей еще девятнадцать, и у нее есть время остыть. Потому что полиция это острый ум и холодное сердце.
Капитан подается вперед и щурится, всматриваясь в его лицо. Рамиро думает, что он знает, какой вопрос…
— Когда вы решили пойти в полицию, офицер Дорадо? Сколько лет назад?
— Я не помню, — тихо отвечает он и пожимает плечами.
— Мне помочь вам ответить на этот вопрос?
— Нет, — Рамиро качает головой, понимая, что именно она хочет сказать за него. — Это случилось не семь лет назад, позднее. Мать хотела, чтобы я пошел в законники, была уверена, что с моим желанием везде искать правду, я смогу многого добиться.
— Но вы все же здесь.
— Да, — он кивает и улыбается. — Я не хочу идти против правды и совести, не хочу защищать или обвинять только потому, что так должен делать адвокат или прокурор.
Капитан улыбается — сейчас он в этом уверен, сейчас он видит это также отчетливо, как лежащий на краю стола толстый блокнот в темно-коричневой обложке.
Капитан улыбается, и лед ее взгляда бьется на осколки.
— Вам будет сложно в моем отделе, офицер Дорадо. Вы слишком похожи на своего отца — произносит она, все еще улыбаясь, но уже через мгновение снова становится серьезной, собирается из осколков в ледяную иглу. — Через полгода я подам прошение о вашем переводе ко мне. Если вы к тому моменту не измените своего решения, то примите его.
Он недоверчиво хмурится, смотрит на нее так, словно ему только что протянули чек с семизначной цифрой или ключи от спортивной машины.
— Запомните, офицер, я — единственный человек, которому вы можете доверять в этом отделе, пока я не скажу вам обратного. — усмехается она, вставая. — И запомните, единственный, кто может отказать вам в переводе в мой отдел — вы сами. А теперь можете быть свободны.