Положить их на чистую сковороду без масла, выложить болтунью на тарелку к бекону и перевернуть хлеб, уже схватившийся хрустящей корочкой.
— Отец любил омлет с тостами, — тихо произносит Шейна, объясняя, что она делает, не то мисс Барти, не то самой себе. — Не знаю, может…
Она закусывает губу, не позволяя себе закончить предложение — не важно, не имеет значения, вообще никакого.
— Может, — только и произносит мисс Барти, слабо улыбаясь, и ставит на тележку небольшой стакан с пакетиками сахара и сливок. — Может.
Кофе закипает, пенится густой коричневой шапкой в джезве. И оседает, успокаивается, стоит только снять его с огня всего на минуту — чтобы поставить снова, во второй раз доводя до кипения, а затем снова дать чуть остыть.
Она помнит, как учил варить кофе отец. И каким он любил его пить.
Она думает, что Мартину не просто далеко до Эштона Франсиса Уэйда — этих двоих вообще нельзя сравнивать между собой. Вот только… Вот только кофе для этого упрямого идиота хочется сварить такой, какой она делала для отца.
Прогреть кофейник горячей водой, прежде чем переливать в него еще кипящий напиток. Отрезать несколько кусков яблочного пирога, добавить на тарелку пару ложек тушеных фруктов, которые не вошли в начинку, чуть присыпать сахарной пудрой.
— Там, — мисс Барти указывает на узкую дверь между холодильниками. — лифт. Ключ дать не могу, так что спускаться будешь сама. Ну, или этот юный джентльмен…
Мисс Барти смеется, поймав недовольный взгляд Шейны, и прикладывает магнитную карту к небольшой панели, которая тут же вспыхивает зеленым.
В коридоре тихо — до завтрака еще четверть часа, да и в выходные редко кто из детей приходит к самому его началу.
Колеса тележки тонут в ковре, вращаются бесшумно и останавливаются уже у нужной двери.
Шейна несколько мгновений медлит — ровно столько нужно, чтобы прогнать из головы собственный ехидный голос, который слишком откровенно насмехается над тем, что она делает.
Шейна несколько мгновений медлит, а затем стучит по светло-бежевому дереву и толкает его вперед, входя в комнату прежде, чем тот, кто должен быть сейчас внутри, даст ей хоть какой-то ответ.
Давать ответ некому — так похожая на ее собственную комната, которую она видела только в тусклом свете фонарей, сейчас пуста.
Шейна закусывает губу — она ни разу не видела, чтобы Мартин приходил к завтраку в числе первых, тем более в выходной день, но его постель заправлена пледом, и, значит, он мог встать…
— Ммм? — удивление и вопрос в его голосе сливаются во что-то настолько единое, что она даже не берется понять, чего в нем больше. — Белянка?
Мартин стоит в двери ванной с зажатой во рту зубной щеткой, с перепачканными в белой пене губами и смотрит на нее тем же взглядом, что и ночью, когда она пришла к нему просить о помощи.
— Привет, — губы изгибаются в странной, растерянной улыбке, которая становится только шире, стоит Мартину удивленно вскинуть бровь. Шейна пожимает плечами: — Ты же хотел завтрак.
— А ты все, что я хочу, будешь делать? — настороженно переспрашивает он и медленно отступает в ванную, не поворачиваясь к Шейне спиной. — Могла бы просто поставить все на отдельный стол вместе с табличкой, что это для меня.
— А потом каждому объяснять, почему вместо того, чтобы стукнуть тебя чем-нибудь, я готовлю тебе завтрак, и оправдываться, что в пироге нет толченого стекла, например? — хмыкает она, оглядывая комнату, чтобы решить, куда поставить тарелки. — Я уже видела ее, можешь не прятать.
— Может, я просто не хочу больше ничего от тебя выслушивать по поводу моих родителей? Или такой вариант тебе в голову не приходил? — усмехается Мартин из ванной, прежде чем включить воду.
Шейне хочется бросить в ответ, что ей больше нечего сказать по поводу этих ублюдков. И добавить, что как ты ее ни отрицай, правда не перестает быть правдой. И вкрутить в одну из этих фраз еще и какое-нибудь из выражений, которые знал старший брат, и которые нельзя было говорить при родителях.
Но она молчит — не видит смысла говорить то, что сейчас не смогут услышать и из-за льющейся воды, и из-за собственного упрямства.
Она молчит и придвигает тележку к кровати, не торопясь поднимать крышки с подносов, лишь быстро касается ладонью пузатого бока кофейника, проверяя, что его содержимое еще не слишком остыло.
Из окна Мартина видна улица. Сейчас, когда снег перестал сыпать, можно рассмотреть и украшенное разноцветными гирляндами кафе напротив, и несколько небольших магазинов с сувенирами, возле каждого из которых стоят светящиеся фигуры Санты или лепреконов.