Через полчаса игры Шейна даже радуется, что она не успела с усмехнуться, что им будет не так-то легко ее победить, — они идут не просто близко, а даже слишком. Настолько слишком, что после каждого хода ей требуется куда больше времени на раздумья, чем им.
— Сдавайся, Белянка, — улыбается Мартин, окидывая поле внимательным взглядом, прежде чем повернуться к Рите. — Смотри, твоих ресурсов хватит, чтобы построить дорогу вот сюда или вот сюда, это одно очко. Или ты можешь сделать вот здесь город и получить два очка. Ну, еще можно поменять твои залежи руды на карточку, вдруг повезет.
Рита медленно кивает, водит пальцем над картой, видимо, мысленно представляя, что получится, если она последует каждому из советов. Мартин не перестает улыбаться, встречается с Шейной взглядом, смотрит чуть насмешливо, но словно…
Она дергает головой, отворачивается, прослеживая движения Риты.
“Проклятье”, — всего одно слово вспыхивает в голове огромными неоново-красными буквами, когда почти плоская желтая фигурка поселения сменяется резным городом. “Проклятье”.
— Молодец, мелкая, — Мартин широко улыбается, поднимает раскрытую ладонь и неловко замирает на месте, чуть подавшись вперед, когда ладошка Риты со звонким хлопком ударяется о его. Замирает, словно врезавшись в стену неожиданной реакции — своей и чужой.
Шейна только качает головой — не то чтобы проигрыш ее сильно расстроит, это просто игра, в конце концов. Вот только Мартин… Проигрывать именно ему совсем не хочется. Особенно сейчас, когда за ними наблюдает, кажется, половина приютских детей.
— Менять ресурсы вы снова откажетесь? — прищурившись, уточняет она, перекатывая кубики в ладони.
— Озвучь, что хочешь и за сколько, — деловито уточняет Мартин, переводя взгляд с Риты на игровое поле.
— Зерно на руду, два к одному.
Мартин закусывает губу, несколько раз медленно кивает, видимо, прикидывая, для чего ей могут быть нужны именно эти ресурсы, а затем наклоняется к Рите.
— Смотри, она нам два зерна, мы ей одну руду. Руда ей нужна или для города, или для карточки. Город это два очка, карточка — как повезет.
— А если мы ей не поменяем, то она проиграет? — неуверенно уточняет Рита, внимательно слушая Мартина с таким серьезным выражением лица, какое Шейна еще никогда у нее не видела.
— Может быть, — кивает Мартин. — Но у нее есть гавань, там можно менять три к одному, если вариант с банком ее не устраивает.
Рита закусывает губу, раскрывает веер карточек с ресурсами, который с трудом помещаются в маленькую ладошку.
— Но вообще, мелкая, вот прямо сейчас мы ей менять ничего не будем, пусть сначала кидает кубики, — напоминает он. — И не забывай, что мы собирались ее уделать.
Рита чуть выпячивает губу, несколько раз молча тыкает пальцем в какие-то, только ей и Мартину видные карточки, и чуть втягивает голову в плечи.
— Мы подумаем, — веско, но все же не слишком уверенно произносит она. А затем добавляет, уже торопливо: — И вообще, даже если ты сейчас проиграешь, потом мы будем играть вечерами вдвоем, и ты меня тысячу раз выиграешь. Его же с нами не возьмут.
Рука невольно вздрагивает. Кубики срываются с раскрывшейся ладони раньше, чем Шейна успевает отвести ее в сторону. Кубики летят на поле, бьются о желтую дорогу и синий город, сдвигают их со своих мест.
Рита зажимает рот обеими ладошками, не обращая внимания, как топорщатся уперевшиеся в нос карточки.
— Ой.
Взгляд Риты кажется таким виноватым, словно она только что рассказала о подарке, который родители приготовили ей, Шейне, на Рождество, и о котором ни в коем случае нельзя знать заранее — иначе испортишь сюрприз, иначе радость будет подготовленная, а не неожиданная, как полагается по таким праздникам.
— Ты же сама утром сказала, что будешь читать мне книжки по телефону, — виновато тараторит Рита. — Ну, когда меня заберут.
Шейна слабо улыбается — натягивает улыбку на губы, как могла бы делать со старыми джинсами, которые давно стали малы, но которые до сих пор чертовски нравятся.
— Конечно буду, малыш, — тихо соглашается она и не договаривает, что тогда, утром, ей сказали “хорошо, что тебе не придется”. — Ресурсы на девятке.
Пальцы чуть вздрагивают, подбирают кубики с поля, переносят их в сторону, ставят на место чужую дорогу и свой город.
— Та-ак, — довольно тянет Мартин. — Мелкая, ты посчитала, сколько ресурсов нам должны выдать?
— Четыре, — уверенно отвечает Рита, показывая нужное количество на пальцах, и уже, кажется, совсем перестав обращать внимание на то, как ее называют на протяжении всей игры.
Шейна быстро отсчитывает карточки с ресурсами, протягивает их над полем, и лишь на мгновение чуть сильнее сжимает пальцы, словно сомневаясь, стоит ли отдавать эти несколько картонных прямоугольников сопернику. Сжимает ровно в то мгновение, когда случайно поднимает взгляд на Мартина, — ей он уже не улыбается, на нее он смотрит серьезно и…
Не бойся меня, ладно?
внимательно, словно выискивает в ее лице или даже где-то глубже — где-то под кожей — причину неудачно брошенных кубиков. Словно знает наверняка, что эта причина была.
— Вы подумали над моим предложением? Зерно на руду, два к одному? — отвести взгляд в сторону получается не сразу, равно как и заставить собственный голос звучать не глухо.
— Мелкая, ты же помнишь, что вы обе в самом начале раз десять сказали, что играем без поддаваний? — усмехается Мартин, оборачиваясь к Рите. — Если в нашем броске не выпадет семерка, то мы выигрываем эту партию.
Шейна опускает взгляд на поле, чертит видимую только ей линию, спиралью расходящуюся от центра по всему шестиграннику — поперек тонких полос дорог, через поселения и города, через резную фигурку разбойников…
— Вот вы где спрятались!
Шейна не сразу понимает, что этот громкий и чуть раздраженный голос, возникший словно из ниоткуда, обращается к ним; не сразу поднимает голову, отрываясь от своего занятия; не сразу замечает мелькнувшее на самом краю сознания предчувствие, — или всего лишь его тень, — вот только пугающее чувство узнавания в то же мгновение ледяными иглами впивается в подушечки пальцев.