— Пойду с девчонками, — сказала Лидия Ивановна. — Пусть поглядят. Они, кажется, еще ни разу не бывали на машиностроительном заводе.
— Пусть посмотрят, увидят, что́ у нас за соседи, — одобрила Зина.
Когда сестер Грузиновых и Римму Кулакову прислали на фабрику, Зина сказала Лидии Ивановне:
— Кроме вас, тетя Лида, я считаю, некому их обучать.
— Может, поищешь получше и найдешь кого, — ответила Лидия Ивановна.
— Уже искала и вот — остановилась на вас.
Зина привыкла к тому, что ей обычно улыбаются в ответ. Однако Лидия Ивановна оставалась серьезной.
— Стара я стала, Зина, скоро уже на пенсию.
— Вот еще! — оборвала ее Зина. — Рано вам на пенсию. Да и что вы дома, в четырех стенах, делать будете?
Внезапно запнулась, осознав, до чего бестактно, грубо звучат ее слова. Лидия Ивановна, однако, словно бы и не слышала того, что сказала Зина.
— Стара стала, а молодые много сил требуют.
— Не такая уж вы старая, — сказала Зина.
Лидия Ивановна покачала головой:
— Это как сказать, милая.
Но Зина не слушала ее.
— Надо взять над ними шефство во всех смыслах. Помогать и учить их, как полагается.
— Что значит — во всех смыслах? — спросила Лидия Ивановна.
— Ну, значит сперва привить им трудовые навыки, это, как говорится, перво-наперво, потом, стало быть, хорошенько вникать во всю их жизнь, интересоваться их делами, их учебой и вообще… — Зина неопределенно повела ладонью.
Лидия Ивановна усмехнулась:
— Ты у меня, Зина, как я погляжу, совсем как министр стала разговаривать.
— Это еще почему? — удивилась Зина.
— Приказы отдаешь с ходу, да не только словами, но и жестами. — Лидия Ивановна так же, как и Зина, приподняла брови, сощурила глаза и небрежно махнула ладонью. — Как, похоже?
— На все сто! — Зина откровенно засмеялась. — Вам бы артисткой быть, тетя Лида.
— И то, — сказала Лидия Ивановна, — выбрать бы только, в каком театре играть, в оперном или в драматическом.
Зал машиностроительного, плотно заполненный людьми, был ярко, празднично освещен огромными люстрами, вдоль стен красовались транспаранты:
«Поздравляем героев труда!», «Слава победителям социалистического соревнования!»
На сцене стояли герои дня — токари, слесари, фрезеровщики. Их было шестнадцать, почти все рослые, широкоплечие, алые ленты через плечо.
— Витязи, — прошептала Таня.
— Скорее древние богатыри, — сказала Римма.
Заиграл оркестр на балконе над залом. Вошли пионеры. Маленький щекастый барабанщик лихо барабанил палочками по тугому барабану. Потом остановился, застыл. Пионеры стояли на сцене навытяжку. Подбежали два фотографа, сверкнули блицы, снова заиграл оркестр. Внизу, под сценой, стояли операторы телевидения, записывали всё на пленку. Кто-то сказал, что завтра вечером будет передача по первой программе.
— Красиво как! — сказала Наташа.
Таня спросила:
— Тетя Лида, вы когда-нибудь были пионеркой?
— Была, как же.
Разве можно позабыть вековые сосны в лесу, месяц высоко в небе, над соснами, костер, рассыпающий искры в разные стороны. Пионеры уселись вокруг костра, поют все вместе:
— А ну другую! — кричит Вася Вилкин, веснушчатый коротышка, и запевает неровным, срывающимся голосом:
Но тут поднялся с земли Егор Капустин, полосатая майка немного широка в плечах, шея дочерна загорелая, щурит золоченные огнем глаза.
Негромко начинает любимую, пионерскую:
Тогда она, Лида, первая подхватила:
Егор дирижировал обеими руками, картинно встряхивая темной прядью, упавшей на лоб.
Они учились в одном классе. Потом она закончила ФЗУ, а Егор поступил на МОГЭС монтером. Почти каждый вечер поджидал ее возле ворот ФЗУ. А по выходным они гуляли в соседнем Краснопресненском парке, катались на лодке по Москве-реке.
Неужели это все было?
У нее были густые волосы, и яркий румянец, и молодая, гладкая кожа на руках. Нет, она не была красивой, но он, должно быть, считал ее лучше всех. И любил ее. И они решили пожениться, как только он получит комнату. И она сказала: