Хотя внутри этого рисунка было нечто напоминающее замысловатый мозаичный орнамент…
Я внезапно остановился, повернулся. Позади что-то шевельнулось, что-то напоминающее мгновенную вспышку света, и еще что-то прошуршало. Стоило мне повернуться, и все замерло, а затем снова зашуршало, но уже громче. Над капотами припаркованных здесь машин нечто парило, нечто различимое только в отшлифованных до блеска зеркалах автомобилей, – легкий туман, дрожавший и колебавшийся, словно волоски амебы. Вот я уже вижу это в воздухе, когда на него попадает отблеск огней. И снова этот звук – не шорох даже, а скорее едва слышный хриплый вздох. Казалось, ничего и нет вовсе, но я не мог избавиться от мысли, что мне очень не хотелось бы оказаться окутанным этим низким облаком. Я попятился и увидел, что оно вздымается на дыбы, нависает надо мной, едва уловимое мерцание на фоне низкорослых деревьев и одинокого, низко висящего фонаря, – и вдруг, ни с того ни с сего, оно стало белее и гуще, как будто туман собрался со всей округи и заполнил его. Оно стягивалось в густое туманное облако. Я повернулся и побежал. Краем глаза я видел, как нечто тоже движется, перемещаясь вперед, по моим следам, и блестит между припаркованными машинами, скользя по их холодному металлу, как нежное прикосновение. Оно двигалось быстро, но я был быстрее: кинулся к фасаду гостиницы и буквально упал внутрь сквозь распахнувшиеся с шумом стеклянные двери. Портье как зачарованный уставился на меня.
– Туман, – объяснил я.
Это слово [36] значит по-немецки «навоз», но другого объяснения я тогда придумать не мог. Прихрамывая, я добрался до лифтов и поднялся к себе в комнату. Но хоть я и устал как собака, все же налил себе выпить и вышел на балкон, не в состоянии точно оценить все, что произошло со мной за последнюю пару часов. Физические атаки – может быть, но я даже представить не мог, кто мог получить от этого выгоду. Но и эти атаки казались теперь невероятными, даже слегка смешными, как будто я все несколько преувеличил, исказив свои воспоминания. Да тут еще этот туман, – ладно, со мной и раньше случались невероятные вещи. Но уж это-то, конечно, не что иное, как шутки перепуганного воображения. Даже истерия, подстегнутая стрессом. Но, посмотрев с высоты вниз на парковку, я увидел, что она все так же затянута легкой дымкой, от которой вокруг фонарей образовались светящиеся ореолы. Первый этаж гостиницы был также окутан туманом. Он зашевелился, когда я перегнулся через перила балкона, и мне показалось, будто он протянул ко мне длинное щупальце, подобно волне, взбирающейся на утес в море. Но его затея не удалась, и, подобно волне, он упал назад, туда, откуда пришел, распространяя вокруг легкую рябь призрачного волнения.
Этой ночью я свалился в постель крайне уставший, и неспокойно было у меня на душе. Я все думал, во что же я ввязался, что такое сотворил. Несколько раз я просыпался от этих снов в холодном поту, но из всей ужасающей мешанины остался всего лишь один образ. Карта Европы, нарисованная ребенком в старом школьном атласе и потемневшая от времени, а по ней расползлась паутина, серая, запутанная, грязная паутина, полная пожухлой смерти. А в самом ее сердце, напряженный, злобный, готовый к прыжку, засел маленький черный паук.
Глава 3
На следующее утро, как ни странно, сомнений у меня поубавилось, а все потому, что я обнаружил несколько интересных порезов и ссадин, которые, воспользовавшись ночной передышкой, засохли и затвердели; а еще потому, что мне пришлось потратить кучу времени на споры с компанией по прокату автомобилей, убеждая их послать еще одну машину и отвезти меня в аэропорт. Вся эта история так взбесила меня, что я чуть не забыл о номере 1726, но когда я позвонил вниз, портье, мой давний знакомый, заверил меня, что да, фройляйн Персефаль выписалась в шесть тридцать, забрала свою машину из гаража, и, к слову сказать, моя только что там появилась. Выяснилось, что с ней прислали шофера, а это уже вполне прозрачный намек. Я просидел в гробовом молчании всю серенькую дождливую дорогу, погрузившись в свои думы. Персефаль, вот как? Незаурядно, как и все имена с обложек. [37]
Я планировал побыть здесь еще по крайней мере несколько дней, но при том, что в меня палят все кому не лень, а на Спирали назревают осложнения, у меня сразу появились неотложные дела дома. Прощай, мечта полазить по горам. Я чувствовал себя как крыса, бегущая с корабля; они хотят получить мою голову, не так ли? Что ж, пусть лучше за своими следят. Взвалив чемоданы на вихляющую из стороны в сторону тележку, я прошел мимо охранников в аэропорту, которые теперь действовали мне на нервы в два раза сильнее, чем все таможни и паспортные контроли, вместе взятые, и покатил к расположенным в задней части аэропорта ангарам, отгороженным под площадку для вертолетов. При виде моей собственной маленькой машины, выкаченной из-под навеса и поджидающей меня, я немного приободрился. Побросав чемоданы на крошечное заднее сиденье, я послал тележку к чертям собачьим и проверил все даже тщательнее, чем обычно, на случай если кто-нибудь подкупил механика, чтобы тот ослабил какую-либо гайку или перекрыл подачу топлива.
Признаки паранойи, согласен, – но кто вам это сказал?
Как бы там ни было, мне полегчало, когда я перебрал все возможные варианты неисправностей, а в вертолете их бесчисленное множество. Наконец, вытерев руки от бензина, я опустился в кресло пилота и натянул шлем. У меня только-только хватило времени на то, чтобы завершить обычную предполетную проверку механизмов, как мне нетерпеливо дали отмашку служащие аэропорта, показывая, что пора лететь. Стартер закашлял, повернулся и загрохотал так, как с ним еще не случалось. Мне от этого стало немного не по себе, особенно после событий предыдущей ночи, но времени на раздумья у меня уже не оставалось. Правую руку на циклический джойстик, левую на рычаг управления, повернул дроссельный клапан и стал слушать, как лопасти винта со свистом рассекают воздух над моей головой. Когда вертолет стал набирать скорость, я потянул руль направления, проверяя реакцию хвостового винта. Я летал в одиночку всего два года, и мне не улыбалось опозориться посреди гигантского международного аэропорта. Левой рукой я нажал на дроссель и повел рычаг управления вперед, установив лопасти винта в положение, удобное для подъема. Взлетная площадка осталась где-то далеко внизу, и маленькая бестия поднялась и начала покачиваться из стороны в сторону. Я нажал на педали, выравнивая хвостовой винт, чтобы качка прекратилась, приподнял джойстик, чтобы наклонить винты, направил нижнюю тягу назад и потянул рычаг на себя, медленно послав машину вперед и вверх. Все это время я тщательно выполнял команды, которые терпеливым монотонным голосом выдавал автоматический регулятор, беспокойно следя за тем, что происходит вокруг в воздушных коридорах, и бросая нервные взгляды на перегруженный разнообразными указаниями дисплей контроля. В полете на вертолете задействовано все тело. Это все равно что секс без дополнительных привилегий.