Мы скрестили мечи не на жизнь, а на смерть Он рубил с сокрушительной силой, я отступил, схватил его простертый меч и с силой отбросил в сторону, на могильную плиту. Я кинулся на него, рубанул и услышал его стон. Но, видно, удар был недостаточно силен, он очухался, схватил меня за ноги и повалил. Я снова нанес удар, надеясь выбить меч у него из рук, но ему такой удар был что слону дробина. И это при том, что он был ранен, – эти типы сильные, как волки. Нам необходимо обратить их в бегство, разбить их сплоченный строй и сделать так, чтобы они растерялись. Он снова замахнулся на меня, причем с остервенелой силой, я пригнулся, он испустил победный клич и нанес страшный удар. Меч его зазвенел и раскололся надвое, налетев на плиту, за которой я схоронился, – в этой части света их делали из гранита. Я вскочил на ноги и ринулся на него. Его бегство было вполне объяснимо и понятно, ведь в руках у него остался только жалкий обломок. Как я и надеялся, его поражение сломило остальных. Они отпрянули и кинулись врассыпную через церковный двор, то и дело спотыкаясь о могильные плиты и кресты, местные жители бросились вдогонку. Но мой противник, хромая, потащился куда-то за дальний угол церкви, а если мои предположения действительно были верны и он главарь банды, я хотел во что бы то ни стало разделаться с ним. Я пошел за ним, но тут угол здания озарился вспышкой света, раздался глухой хлопок, вовсе не похожий на ружейный выстрел, и я увидел, как он пошатнулся и падает назад. Еще одна вспышка с хлопком – и вот он уже повалился плашмя на могильную плиту и сползает вниз, прижав неподвижный подбородок к груди.
Я уже собрался было улизнуть, когда заметил, что на меня наставлено дуло настоящей пушки. Мощный автоматический «кольт» уставился на меня глазом чернее ночи и лишь самую малость дрожал. Но мне удалось переглядеть его и заглянуть за сжатые тисками напряженные руки, которые держали его.
– Я должен был бы догадаться, – процедил я с отвращением сквозь зубы. Почему-то во рту у меня странным образом пересохло. – Сначала бьем, потом думаем, и так каждый раз, маленькая мисс из номера тысяча семьсот двадцать шесть.
– Вы! – выпалила она, и голос ее источал яд. – Это все ваших рук дело, не так ли? Вам это кажется смешным, вероятно?
Она засмеялась коротко и зло, и смех ее был каким-то надтреснутым. Лица ее в полумраке было не различить, но один глаз поблескивал, будто у нее был нервный тик; пистолет же почти не шевелился в ее руках.
– Боже, вы и дети ночи – вы наверняка подумали, что ваш час пробил!
– Кто-кто? Бог ты мой! Но я не с ними…
Она и слушать ничего не хотела.
– Посмотрим, черт возьми, как ты посмеёшься над этим!
Она нажала на спусковой крючок. С такого расстояния она бы вряд ли промахнулась. Меня спасли только ее неторопливость и последовательность. Моя учительница Молл могла развернуть пистолетную пулю в полете. Такое мне было не по зубам, но дуло застыло на месте, а глядя вдоль него вперед, как это делала она, невозможно было заметить, что я обнажил меч. Но, даже несмотря на это, риск был чересчур велик, щелчок с выстрелом раздались одновременно, а пуля и пламя опалили мне щеку. Но другого шанса уже не будет. Я пустился наутек со всех ног, скрылся за надгробным камнем, а когда она вторым выстрелом высекла из него искры, я, виляя, побежал между деревьями. Мои веселые вояки, забыв о дисциплине, теперь уже неслись далеко впереди меня по улице вниз, выпуская кишки тем противникам, которые бежали недостаточно быстро, – ну и Бог им в помощь. Очередная пуля отрикошетила от стены, что-то уж слишком близко. Пожалуй, теперь им придется справляться самим, а я здесь не намерен больше торчать, да еще с маленькой мисс Паранойей из номера 1726, следующей за мной по пятам. Я припустил вверх через близлежащий перекресток и в очередной раз скрылся в ночи.
Я понятия не имел, где нахожусь, но все бежал, пригибался, вилял, вдруг давал кругаля, огибая углы. В свое время мне доводилось встречаться с людьми, наводившими на меня ужас, и даже не совсем людьми; но эта женщина определенно вывела меня из состояния равновесия. Это было в определенной степени связано с пушкой. И с ее внезапным появлением. Как это она так, словно из-под земли, возникла? Или все это время за мной следила? Но тогда она поняла бы, что я не с детьми ночи, или как она там их назвала. Так неужели она меня настолько ненавидела, что готова была извратить все факты. Это вполне возможно.
Довольно часто я останавливался в тени и слушал, не раздастся ли звук ее шагов; но все было тихо. В самом конце темной аллеи, протянувшейся вдоль новехонького супермаркета из бетонных плит, я увидел знакомый мигающий красный огонек. Я покрепче ухватился за рукоятку меча и пошел посмотреть.
Я уже приближался к концу аллеи, когда темный силуэт метнулся вглубь. Увидев меня, он остановился как вкопанный, а затем опустился на колени, то ли вздыхая, то ли всхлипывая. Подойдя ближе, я увидел перед собой темнокожего человека, судя по виду родом из Вест-Индии. На нем было старомодное, но недешевое пальто из верблюжьей шерсти, один рукав которого был непоправимо порван. Я хотел подойти и помочь ему встать, но тут вдруг, откуда ни возьмись, появилась кучка других фигур, и я услышал омерзительный звук бьющих и попадающих в цель ботинок.
– Эй, вы! – автоматически закричал я. – Ну-ка прекратите!
Все лица округлились от удивления и уставились на меня, бледные лица, туповатые лица, но вполне человеческие. Хотя это и нисколько не добавляло им в моих глазах привлекательности. Один или двое выглядели очень серьезно. У них были кустистые баки, напомаженные кудри, увенчанные челками и чубами, а куртки у них были длинные, с длинными же рукавами, которые делали их похожими на обезьян. На прочих были свитера или кожаные куртки, джинсы в обтяжку и остроносые полуботинки. Они оценивающе посмотрели на меня, тихонько посмеиваясь.
– Что, сделаешь нас?
– Да-а, любитель черномазых! – сострил другой.
– Он как раз старый, тебе в отцы хреновы годится!
Я только присвистнул, прикидывая, откуда могла взяться такая странная одежда.
– Может, он и есть евонный папаша!
– Не-а, евонный дружок! Он черных любит, понимаешь?
Они захрюкали от смеха.
– Ты чё, хочешь его? – произнес один. – Ну иди возьми!
Он вытянул руку, в которой блеснул коротенький серебряный язычок. Остальные тоже выбросили кисти рук вперед, и показались лезвия; разбитая бутылка поблескивала зеленоватым огоньком. Складные ножи и бритвы служили завершающим штрихом в картине – этакие мальчики-зайчики из пятидесятых, слегка постарше меня тогдашнего. Но мне как-то не казалось, что я попал на показ ретромоды. Тогда были демонстрации расистов, так? Причем нешуточные.
– Что-то его тормозит! – возопил, захлебываясь от смеха, юнец главарь.
Не глядя, он толкнул стонущего человека, и тот упал на землю. Это решило исход дела. Я вышел вперед, извлекая меч на свет божий. Юнцы разинули рты от удивления, а я одним ударом назад вышиб у заводилы нож и расплющил его. Может, по пути кому-нибудь и несколько косточек сломал. Затем, развернув меч плашмя, я съездил ему по голове. Шлепок при этом вышел похожим на выстрел, мальчишка завопил и упал, корчась от боли. Я приставил острие к подбородку еще одного юнца и припер его, завывающего от страха, к стене.