– Помоги свернуть палатку, – сказал Шелех Демиду. – Нас ждет Зельга.
«Значит, Даки решил, что я погиб. И направил Бернагу на хутор, где я зимовал. Хотя нет: Бернага сказал, что ожидал меня встретить, правда, гораздо дальше к северу. Выходит, не поверил Даки в мою смерть. Что бы это значило? В любом случае, надо запомнить».
Дождя не было до самого вечера. Они шли к городу, оставляя в податливой сырой земле округлые вмятины. Грязь липла к сапогам, норовя сдернуть их с ног. Мирон то и дело дрыгал ногами, стряхивая ее. Мысли вертелись вокруг ложного Знака – кому понадобилось подделывать его? И зачем? Мирон терялся в догадках и оттого не глядел по сторонам, ступая за Демидом. Тот еще поутру объявил, что от Цеста пойдут прямой тропой, раз уж дождя нет; ну, Мирон и пустил его вперед, мол, коли предложил, так и веди.
Демид неожиданно замер; Шелех едва не ткнулся ему в спину. Рука потянулась к мечу.
Бернага разглядывал что-то у себя под ногами, пристально и с недоумением, угадываемым даже со спины.
– Ну и ну! Кто ж это тут бродил?
Мирон выглянул из-за плеча – тропу пересекали следы, наполненные целыми озерцами мутной воды. Не следы – следищи! Конское копыто размером с варварский щит и три пальца толщиной с барзунскую сосну. Зверь (если это зверь) должен быть не меньше двухэтажного дома. А то и покрупнее. Следы выходили из сплошной топи, вминали мох на тропе и терялись в такой же топи на противоположной стороне.
Шелех огляделся – болото было спокойным, как и всякое болото. Орали лягушки да шелестела на кочках опока.
– Видал такое прежде? – спросил Демид с надеждой.
Мирон покачал головой и протянул:
– Не-е…
– Тогда пошли, да поторопимся!
Демид прыгнул через след, стараясь не задеть его, потом через другой.
Мирон молча согласился, что встреча с неведомым чудищем в самом сердце болот Скуомиша, мягко говоря, излишня. Прыгать он не стал: сошел с тропы и обогнул следы, разбрызгивая бурую болотную жижу.
Они отошли версты на три, прежде чем Демид обронил:
– Развелось в болотах погани… За Эркутом, говорят, змеи расплодились, да здоровущие! Чуть не длиннее плети.
– Я слыхал – изрядно длиннее. Мол, всадников с лосей на скаку сбивают, – сказал Мирон задумчиво. – Врут, поди.
– Ага, – буркнул Бернага, – врут. А здесь тогда кто бродил? Дракон?
– Драконы мельче. Вернее, следы у них мельче. И на куриные очень смахивают. А эти – нет.
Демид даже обернулся:
– Видел ты их, что ли? Драконов-то?
– Видел, – хладнокровно ответил Мирон, – дважды. В горах.
Бернага умолк, переваривая услышанное. Он получил Знак от вездесущих трагов всего два года назад и не успел еще очень многого увидеть и узнать.
Воины продолжили путь. Скоро подкрались вечерние сумерки; вновь зарядил унылый дождичек. Путники выбрали островок посуше, поставили палатку, развели огонь и подкрепились. У Демида надувного ложа не было, зато имелся теплый мешок, в котором он мог спать даже без палатки, называемый странным словом «спальник». Под уютное мерцание огненного камня Воины уснули, окруженные бескрайними болотами, а сверху сыпал и сыпал мелкий дождь, шурша и всхлипывая.
Демиду снился дракон. Точно такой, какого он видел на картинке в книге Дерта-грамотея, – зеленоватый, с длинной шеей и еще более длинным хвостом, с распростертыми перепончатыми крыльями. Разинув клыкастую пасть, дракон ревел, изрыгая струи ослепительно-яркого пламени. Рев становился все громче.
Когда рев стал нестерпимым, Демид проснулся. Взгляд его упал на закопченный полог палатки. Рядом приподнялся на своем ложе Мирон.
И вдруг совсем рядом прозвучал низкий утробный рев. Язычок пламени на камне вздрогнул и покачнулся.
Мирон вскочил, натянул куртку и сунулся наружу; Демид, выползши из мешка, поспешил за ним.
Ночь умирала: на востоке посветлело затянутое плотной облачностью небо, а над болотами вместо кромешной тьмы шандаларской ночи висели лиловые предрассветные сумерки. Дождь не прекращался; Демид поежился от холода. Мирон вертел головой, всматриваясь в обманчивый полумрак.
И вдруг они увидели. По болотам брел громадный зверь. Мощные, как колонны, лапы разбрызгивали грязь и тину, лоснящееся тело наклонено вперед; на груди болтались непропорционально маленькие передние лапки, отдаленно напоминающие руки людей; хищно посаженная голова медленно поворачивалась, осматривая дорогу, а толстый, с добрую колодину, хвост волочился следом. Разинув пасть, где угадывались устрашающе многочисленные зубы, зверь заревел; глаза его вспыхнули красным. Островок, на котором стояли Демид с Мироном, вздрагивал при каждом его шаге.