– Железные кресты, – гордо признался Саныч. – Пять штук. Я их тут специально привинчиваю…
– Железные кресты? – растерянно переспросил Виктор.
– Ага. Четыре второй степени и один первой, я его совсем недавно снял…
– Убери эту мерзость! – почти простонал Глебов.
– А почему мерзость-то? – обиженно поинтересовался Саныч. – Никакой мерзости тут нет. Автомат это мой, я его не в карты выиграл, между прочим, а в бою добыл. И кресты эти снял с врагов. Это мои трофеи. Вы вот видели, наверное, на самолетах тоже так рисуют, в вашей же газете печатали!
Глебов закашлялся.
– А куда мне эти кресты девать? – продолжал Саныч. – На фашистах жаль оставлять, выкидывать – тоже, Глебов их не принимает, вот я и придумал…
Откуда-то сбоку выпрыгнул Ковалец с ППШ. Предусмотрительный.
– Давайте и ППШ, чего уж, – заявил Саныч. – Буду сразу с двумя. Слушайте, а можно ведь и «дегтяря» притащить…
Глебов перестал кашлять, поглядел на Саныча укоризненно.
– Ладно, – Саныч снял с шеи МП. – Все равно ничего не получится.
Он сунул автомат мне, взял ППШ, нахлобучил шапку почти до переносицы.
– Ты бы хоть шапку снял, – посоветовал Ковалец. – Похож на бабая.
И Ковалец предусмотрительно вытащил расческу, протянул Санычу.
– Не, спасибо, – отказался Саныч. – Я у тебя в прошлый раз взял неосторожно, потом месяц башка чесалась. Я уж лучше так.
Саныч снял шапку, причесался рукой, уже по-нормальному – неплохо получилось, героически.
– Давайте все-таки фотографироваться, – напомнил корреспондент. – Молодой человек прав – свет сегодня плавает.
– Давайте-давайте, – Саныч подобрался еще раз.
Корреспондент продолжил возиться с камерой, Саныч терпеливо ждал.
Щелкнул взводимый затвор, фотограф сказал про птичку, Ковалец, стоявший чуть сбоку за спиной, сделал шаг в кадр. Виктор надавил на гашетку, пружина щелкнула, шторка перекосилась, Виктор хлюпнул носом.
– Я же говорил – не получится, – с удовольствием сказал Саныч.
Газетчик принялся разбираться с камерой, Саныч опустил автомат.
– Меня нельзя сфотографировать, – сказал он в очередной раз. – Ни разу не получалось ни у кого.
– Я сейчас! – заверил Виктор. – Все исправлю.
Он принялся ковыряться в камере маленькой отверткой, а мы всё ждали, а потом дзинькнул замок крышки, и упругим серпантином выплюнулась пленка. Корреспондент матюгнулся, прикусил язык, поглядел на Глебова. Тот пожал плечами. Недовольно. Оно понятно, забот у него полно, а тут с нами возиться приходится. Но ничего не поделаешь, порядок такой, советская власть, однако.
Виктор поднял с земли распустившуюся пленку, а мне аж обидно стало – столько кадров выпустил, дубина. Молодой и бестолковый, даром что в институте учился, наверное, он все-таки больше газетчик, чем фотограф; отдельного фотографа трудно прислать, они на фронте все.
– Две минуты, – попросил Виктор. – Исправлю…
– Да ничего. – Саныч поглядел на Ковальца. – Мы не торопимся. Ковалец, а тебе, кстати, фотографироваться нельзя, ты не пристраивайся.
– Почему это нельзя? – насупился Ковалец.
– У тебя усы как у Гитлера. Ты представляешь, что получиться может? Вот я на первом плане, партизан, защитник Родины, а у меня из-за плеча Гитлер выглядывает? Что читатели газеты подумают?
Виктор пригляделся к Ковальцу, Глебов тоже повернулся, не удержался.
– Да не похожи совсем… – Ковалец стал ощупывать усики. – У Гитлера другие совсем, прямые.
– Вот если бы тебя, Ковалец, поменьше форма гитлеровских усов интересовала, ты бы тоже давно уже орден получил. Ну, медаль хотя бы точно.
Глебов засмеялся. Ковалец покраснел, двинулся было к Санычу, одумался, развернулся, ушел.
– И откуда ты такое трепло? – спросил Глебов. – Я твоего отца ведь помню, он нормальный мужик.
– Нормальные в канаве лошадь доедают. – Саныч поправил шапку. – А я в дедушку, у меня дедушка – гармонист. Вы еще мою сестру не слышали, Лидку, вот балаболка так балаболка. Я так, понемногу, а она как заведется – уши сами в треугольники складываются и на почту торопятся.
– Все! – корреспондент Виктор изготовил камеру во второй раз.
Саныч подобрался, соорудил надлежащую боевую мину, в этот заход про птичку корреспондент промолчал. Щелк. Шторку снова перекосило, я точно это слышал, американская техника упрямо отказывалась работать в псковских болотах.
– Кажется, перемотка заела, – Виктор подтвердил полную свою неосведомленность в технике. – Сейчас…
– Там шторку скосило, – сказал я. – Можно подправить…
– Всё, свободны, – махнул рукой Глебов. – В другой раз.