Том замер, а потом уткнулся носом в свои колени. В этот момент он выглядел до того уязвимо, почти по-детски, что Гермиона сжала в кулаке уголок одеяла.
— Нет, ничего, — ответил Том и поднял на нее взгляд.
— Ты плачешь.
Том резко вдохнул ртом воздух и застыл. В комнате по-прежнему было душно и уже почти темно. Длинные тени от витражного окна расползались по полу подобно ночным кошмарам.
— Я никогда не плачу.
Это прозвучало слишком уверенно, поэтому Гермиона провела большим пальцем у него по щеке.
— А лицо почему-то мокрое, — ответила Гермиона и показала ему открытую ладонь, влажную от его слез. Она подвинулась к нему ближе. — Что такое?
Том дернулся в сторону и закрыл лицо руками. Все сироты плачут так тихо? Он так и сидел какое-то время, не издавая ни звука. Кончики пальцев покалывало, а сердце стучало подобно загнанной степной птице.
Все вокруг было таким обычным, простым, совершенно плоским, и тем больше закатные тени придавали вещам объем.
— Том?
Она аккуратно взяла его за запястье и отвела руку от лица. Сжала мокрую ладонь, почему-то не решаясь его обнять.
— Том!
Он вздрогнул и рефлекторно тоже сжал ее руку.
— Не трогайте меня, — сказал он словно через силу. Голос прозвучал неожиданно, но Гермиона не отпустила его. Просто потому, что знала, что в такие моменты ни в коем случае нельзя отпускать. — Я мерзкий и жалкий. Как вам только не противно находиться со мной рядом.
Гермиона подвинулась еще ближе к нему, почувствовала тепло его тела и легкую, едва различимую дрожь. В комнате окончательно стемнело, и очертания лица Тома сделались мягче.
Хотелось открыть окно, чтобы запустить хоть вздох свежего воздуха, но она не сделала этого, не сдвинулась с места. Ладонь Тома, которую она все еще сжимала, наконец-то стала теплой и немного влажной.
— Ты очень важен, Том, — сказала она тихо, но он только хмыкнул. — Давай… давай немного поговорим, ладно? Я постараюсь понять.
В темноте было не видно, плачет он еще или нет, поэтому она снова осторожно коснулась его влажной щеки. Том шумно выдохнул.
— Расскажи, что тебя больше всего радует в жизни, — попросила она и сжала его ладонь. — Что угодно.
Это чувство было подобно хрупкому стеклянному шарику — страшно было одним неверным движением разбить его и потерять во множестве осколков. У нее начинала болеть спина так долго сидеть в одной позе, но она не привыкла сдаваться. Особенно сейчас.
— Мне нравилось долго искать что-то, а потом находить, — сказал Том, скорее всего неосознанно сжимая ее ладонь. — Мне нравилось, когда я был лучшим в школе. И читать старые книги. Строить планы.
— Хочешь, я завтра куплю тебе любую книгу, которую ты захочешь?
Сначала хотелось добавить «не темную», но в сердце что-то екнуло, как екало каждый раз, когда она была готова простить любую оплошность своим детям.
— Нет, мне… — он споткнулся об слово, — страшно. Потому что я не могу сосредоточиться даже на комиксе. Я просто не могу.
Он вдруг накрыл ее руку своей свободной рукой и спросил:
— Как это называется?
Гермиона медленно выдохнула. Том вновь часто-часто задышал, убрал руку за спину и отвернулся. На секунду ей показалось, что она услышала всхлип, но это просто ветер ударился в окно. Сироты, напомнила она себе, всегда плакали бесшумно.
— Я стал таким никчемным. Я не знаю, почему. Я не знаю…
Она с трудом сдерживала себя, чтобы не притянуть его в объятия, но тогда бы их диалог прервался на недосказанности. Том начал дрожать сильнее и снова закрыл лицо свободной рукой. Слова вязли на языке.
— Я больше не оставлю тебя одного, ага? — спросила она. Это решение далось ей не так просто. — Мы что-то придумаем.
В комнате стало совсем душно, а Том сильнее сжал ее руку.
— С тобой посидеть?
— Нет, не стоит.
Она все равно осталась.
***
— Напомните, что мы делаем в подворотне? — спросил Том, а Макс громко зашипел на него. — Ты змеюка, — выплюнул он и чуть не упал от затрещины. Макс заулыбался, как подросток.
Они сидели под полуразрушенной лестницей закрытого магазина. Кто мог подумать, что Уэллс уведет их из магического квартала!
— Ты сам за нами увязался, — строго сказала Гермиона. — Не нужно было устраивать эту глупую слежку, и тогда бы не пришлось сидеть тут.
— Так, может, я пойду?
— Ага, полетишь! — фыркнул Макс. — Из того здания должен выйти Уэллс. Гермиона, мы по плану?
Гермиона кивнула. Сидеть под лестницей было сыро, горло сдавливал затхлый воздух, а на ухо слишком громко дышал Макс. Особенно ярко на контрасте темных стен тупика она видела оживленную улицу, бело-серые, залитые солнцем дома и магазинчик, откуда они ждали Уэллса. Гермиона снова спряталась за стену, и мир вокруг потемнел.
— Том, чтобы не терять твой рабочий потенциал, упадешь Уэллсу на хвост, если он смешается с толпой.
Том скривился. В темноте плохо получилось считать по губам все матерные слова, которые он успел прошептать.
— И потом что? Мне его вырубить голыми руками?
— Я сейчас тебя вырублю голыми руками! — сказал Макс и протянул Тому палочку. — Сигнальные искры запусти.
— А Министерство?
— А тебя здесь уже не существует, — ответила Гермиона. — Как и меня с Максом. Я перерегистрировала твою палочку.
Дальше они замолчали: из магазинчика вышел Уэллс, плотно прижимая к ногам портфель с рукописью, и пошел прямо на них. Гермиона сразу наложила дезиллюминационные чары и затаила дыхание. Сердце бухало в груди.
— Гермиона, — на грани слышимости прошептал Том ей на ухо, — это сильное заклинание?
Она поняла, о чем он, и кивнула. Уэллс замер перед лестницей, достал палочку, набросил на себя несколько заклинаний и сел за повалившимся на землю дымоходом. Ей было удивительно, что за два года убрали еще не всю разруху, принесенную блицем.
Том глубоко вдохнул и выбрался из укрытия. Она не видела его, только почувствовала, как он задел ее рукой, а потом заметила слабую, едва различимую рябь на фоне стены.
Уэллс огляделся и достал маховик. Чертов параноик. Том оглушил его заклинанием за мгновение до того, как он сделал первый оборот.
Макс вылез первым и сначала легко стукнул тростью Тому по голове, а потом так же, едва коснувшись, по макушке Гермионы. Маскирующие чары спали.
— Молодец! — сказал он и пожал Тому руку. — Я в тебе не сомневался!
Том отвел взгляд, словно похвала была адресована кому угодно, но не ему.
Гермиона наклонилась над Уэллсом, достала из портфеля нужные листы и сказала копирующее заклятие. Они стояли так где-то минуту — Гермиона вслушивалась в приятное шуршание бумаги, а Том с Максом молчали. После она добавила Уэллсу обливиэйта и сказала:
— Ну что, в квартиру и назад в будущее?
Том шел немного впереди — вел их более короткой дорогой. С рынка Спиталфилдса послышался лай, и Макс напрягся. Мимо них пробежали дети с тележкой макулатуры.
— Там собак раздают, — сказал Том и остановился. Он немного улыбнулся. Похоже, сегодняшняя вылазка хоть немного, но вытянула его из того настроения.
— Идите, я вас догоню.
И Макс ушел в сторону рынка. Гермиона и Том переглянулись.
— У тебя очень хорошая реакция, — сказала Гермиона. Сначала она хотела добавить, что справилась бы сама, если бы Том не загораживал собой выход из укрытия, но в последний момент промолчала. Нельзя было винить его, даже если очень хотелось.
— Мне не стоило за вами идти, — ответил Том спокойно и отвернулся. Она мельком заметила, как он нахмурил брови. — Я мог все испортить.
— Но не испортил, — строго сказала Гермиона и сложила руки на груди. — Ты умница, Том, правда.
Он промолчал и пошел вперед. Она заметила, как всю дорогу Том сжимал и разжимал кулаки. Наверно, подумала Гермиона, будь у него какая-то безделушка вроде кольца на пальце или серьги в ухе, он крутил бы ее без конца. До квартиры они дошли за четверть часа.