Юксаре играл с редкими опавшими листьями, и Гермиона, рассматривая залитый солнцем парк, думала о обещаниях, данных самой себе, которые она не смогла выполнить, и целях, до которых не вышло дойти. Макс выглядел уставшим — последнее время он всегда уходил позже нее, и от этого в груди поднималось неопределенное беспокойство.
— Тебе не кажется, что Том бы мог работать в нашем отделе? — вдруг спросил он. — Даже если мы поменяем ему документы, все равно найдется кто-то, кто помнит его лицо.
Гермиона остановилась.
— Ты не думал, что просто можно изменить им память? Буквально стереть лицо.
Макс удивленно на нее посмотрел.
— Ого. Это вправду звучит как решение. — И поджал губы. — Как я сам-то не додумался!
Ей давно разонравилось умничать.
— У меня просто больше опыта, — твердо ответила Гермиона. Она запнулась, не зная, как сформулировать просьбу. — Ты хорошо придумал насчет работы. Возьмем его с нами в ту недельную командировку?
— Ты просто не хочешь оставлять его одного, да?
— Да, — со вздохом сказала она, качнув головой.
— Я еще в прошлый раз зарегистрировал его внештатным сотрудником. Как исторического консультанта.
Гермиона громко хмыкнула, а Макс заулыбался. Она бы поступила так же.
— О, а почему я об этом не знаю? — спросила она и сама же ответила: — Наш отдел настолько секретный, что никому нет дела, что мы там оформляем?
— Ну, вообще-то, я тебе говорил. Вроде бы.
Она нахмурилась, вправду вспомнив, как они обсуждали это еще летом. Гермиона присела на корточки и позвала Юксаре, и он, налетев на нее с разбегу, начал вылизывать лицо. Стало щекотно. На языке вязли какие-то слова похвалы, которые хотелось сказать Максу, но она сглотнула, и это прошло.
***
Гермиона тихо открыла дверь, не в силах издавать какие-то громкие звуки, и остановилась в коридоре.
— Ты уже смотрел ту серию, где они постирали его черный пиджак? — она услышала голос Рона, вышла из-за стены и замерла, ожидая, когда они ее заметят.
— И он стал белым? — спросил Том, громко фыркнув. Рон тоже фыркнул, а потом поймал взгляд Гермионы и широко улыбнулся.
— Том, — начала Гермиона и сложила руки на груди. Она постаралась выглядеть как можно серьезнее, и Рон с Томом удивленно переглянулись. — У меня к тебе деловое предложение. Платят мало, зато работа сложная.
Уголки губ Тома дрогнули, и он закрыл рот ладонью, а Рон рассмеялся. В сердце что-то сжалось и разжалось — она так любила его смех.
— Вообще-то, я серьезно, — продолжила Гермиона. — У нас Максом командировка в прошлое на неделю.
— О, ну я посмотрю в своем списке очень важных дел и постараюсь найти минутку.
Рон ей едва заметно кивнул: они обсудили это еще вчера и решили, что совсем безответственно оставлять Тома одного дома на такой большой срок. Тем более, Том не мог прийти к Рону на работу так же, как к ней. Они продолжили говорить о сериале, а она, улыбнувшись, ушла в комнату переодеться. Каждый день после работы Гермиона уделяла этому вправду много времени, когда вместе с уличной одеждой снимала с себя рабочие заботы.
Она взмахом палочки вернула видимость потайной двери и зашла в кабинет. Они с Роном обставляли его вместе, даже раньше спальни, когда купили этот дом шестнадцать лет назад. Гермиона остановилась посередине и, задрав голову к потолку, стояла так какое-то время с закрытыми глазами. Спустя какое-то время дневные заботы рухнули с плеч, от чего дышать стало легче. Она провела рукой по шее, чтобы остудить боль в спине.
Вернувшись в работы на следующий день, когда Рона еще не было, Гермиона услышала какой-то звук в комнате Тома. Она, не переодеваясь, поднялась и замерла перед открытой дверью.
Шторы были задернуты, а сам Том стоял у стены, как заколдованный. Она опустила взгляд ниже, к его ногам, и увидела осколки от стекла и расколотую надвое раму часов.
Они заговорили одновременно:
— Ты не поранился?
— Часы сами разбились.
Том удивленно на нее посмотрел.
— Да вроде нет. Починишь?
— Ага. Такие красивые. Ты купил их в магазине через дорогу?
Он легко улыбнулся.
— Ага. Спасибо.
***
Гермиона провела рукой по лицу, стараясь отвлечься от сонливости. На первом этаже кабинета Франчески было почти что непроглядно темно, и она с трудом подавила желание послать туда зачарованные огоньки.
— Вы никогда не думали, что терять какие-то навыки — очень обидно? — вдруг спросил Том. Он сполз ниже в кресле, почти ложась.
— О каких конкретно навыках ты говоришь?
Том покрутил ладонью в воздухе, и рядом с ним появились небольшие разноцветные звездочки. Они осветили его лицо мелкими огоньками. Хоть Гермиона и знала, что он умел колдовать без палочки, это был первый раз, когда она видела это своими глазами.
— Если выучить стихотворение и не повторять его — оно забудется, мелкие, важные знания ускользают, — сказал он, продолжая раскачивать огоньки легким движением ладони. — И если долго не повторять что-то, то оно просто исчезнет, как будто его и не было. Это ли не обесценивает усилие?
Гермиона почувствовала укол сожаления, хоть и не понимала его причину. Франческа наклонилась вперед и спросила:
— Почему обесценивает?
Том громко вздохнул.
— Ты что-то делаешь, стараешься, отдаешь этому всего себя, а потом проходит время и этого нету. Оно как будто истощается.
— Ты и раньше это замечал?
Он помолчал, а потом провел ладонью по шее тем же движением, как это обычно делала Гермиона. Она невольно улыбнулась.
— Нет, — ответил Том резко, но после смягчил тон: — Раньше я постоянно что-то учил и к чему-то стремился. А сейчас я как будто деградирую.
— И что ты насчет этого чувствуешь?
Том на выдохе ответил:
— Сожаление. — Его голос казался монотонным, как будто он не до конца успел сформулировать свою мысль. — Мне грустно оглядываться на свое прошлое и понимать, что все это было напрасно. И еще мне обидно. Это предполагает, что чтобы сохранить какой-то навык, надо бесконечно его поддерживать. Это меня, если честно, пугает.
Франческа выдержала паузу.
— Пугает перспектива постоянного процесса?
Похоже, что Том кивнул — в свете разноцветных звезд было сложно понять это движение. Она видела только его силуэт: резкий профиль и опущенные вниз плечи, как будто на них лежал невидимый груз.
— Да. Потому что я не знаю, зачем. Причину. Сейчас мне вообще сложно представить, что будет с моей жизнью дальше.
— Но ты мог бы предположить?
— Я бы хотел, что мне было хорошо хотя бы половину времени, — протянул он мечтательно, а потом, словно спохватившись, добавил: — Не все время, потому что это невозможно, но хотя бы так. Мне интересно: почему раньше было легче, хоть и случались вещи намного хуже?
— Ты уверен, что тебе было легче? — твердо спросила Франческа. — Может, ты просто оставлял свои эмоции на потом?
Том качнул головой.
— Мне казалось, что я хорошо это проживаю. Я просто шел дальше, потому что видел цель. Сейчас я просто, может…
— Дошел до точки?
— Не совсем. Уже не могу быть таким сильным, как раньше. У меня нет на это ресурсов. Я просто как поломанная игрушка. — Он сделал неопределенный жест рукой в воздухе и слишком резко уронил ее на колени. — Игрушку можно починить, но такой же хорошей, как раньше, она не будет.
— Это очень магловская метафора.
— Да. Но даже если починить ее магией — я-то буду знать, что она была сломана. — Вдруг он запнулся и спокойно спросил: — Я сегодня очень много говорю?
От этого разговора она ощущала что-то сродни спокойствию и обреченности. Гермиона осмотрелась вокруг: длинные тени тянулись от окон и колыхались от ветра вместе со шторами. Стало прохладно, и она обняла себя руками.