Мы посмотрели друг на друга и обнаружили, что не можем разорвать наши взгляды. Я почувствовала, как кончики наших пальцев соприкоснулись на мягкой обивке заднего сиденья, и от сладкого экстаза, вызванного его жестом, у меня на мгновение перехватило дыхание. Я не отдернула руку, и Мартин подался вперед, к водителю, словно прочтя мои мысли.
– Сначала в Спиталфилдз. Не возражаете?
Он взглянул на меня в поисках одобрения, но мне не нужно было ничего говорить. Он взял за меня за руку, причем жест этот показался мне вполне естественным, тем самым, которого я так ждала с момента нашей первой встречи в Бургесс-корте. Мы дружно отвернулись друг от друга, глядя каждый в свое окно. Такси, казалось, увеличило скорость, и привкус приближающейся опасности стал почти осязаемым.
Спиталфилдз представляет собой Лондон в миниатюре: странное и органичное смешение старины и космической эры, где рвутся в небо остроносые реактивные корабли из стекла и стали, а рядом ютятся закопченные полуразрушенные доходные дома, оставшиеся с той поры, когда по этим улицам в тумане бродил Джек Потрошитель. Но все-таки комплексное изменение городской среды в результате переселения состоятельных горожан в кварталы, заселенные неимущими, ощущалось повсюду. Старинные компании оптовой торговли и банки превратились в претенциозные мексиканские кафе, на двухсотлетних фасадах которых искрились неоновые кактусы; чердаки и верхние этажи, которые прежде занимали ткачи-ремесленники, разделили на кроличьи клетки, где теперь обитали ювелиры, ди-джеи и гуру Интернета. Даже в холодный вечер по улицам рыскали молодые завсегдатаи ночных клубов в поисках крафтового самодельного пива и иллюзий.
Однако прогресс добрался еще не в каждый уголок. Дом Мартина располагался как раз позади сверкающего белого прямоугольника Церкви Христа Хоксмура, откуда было рукой подать до железной громады рынка Спиталфилдз. Каким-то образом этот уголок Лондона ухитрился пережить и налеты люфтваффе, и нашествие девелоперов, превратившись в этакую капсулу времени с узкими, мощенными булыжником улочками, вдоль которых протянулись железные ограждения и фальшивые газовые фонари. Стиснутый с обоих боков георгианскими домами ленточной застройки, он представлял собой особнячок, перестроенный из старого склада, на котором до сих пор красовалось имя его бывшего владельца – «У. Г. Миллер и Ко», вырезанное на ламбрекене из песчаника под крышей. При этом обновленный дом выглядел старинным, словно сошедшим со страниц экранизированных романов Диккенса; и я бы не удивилась, увидев Патрика Стюарта в роли Скруджа[7], выходящего нам навстречу, или банду оборванцев, распевающих под газовым фонарем: «Налетай, покупай!»
Такси остановилось, и Мартин расплатился с водителем. Вопроса о том, продолжит ли он поездку в Ислингтон, даже не возникло. Я просто вышла из автомобиля.
Вокруг не было ни души, но я все равно огляделась по сторонам, дабы убедиться, что меня никто не видит. Только не на этой улице, с тусклым желтым освещением и высокими окнами, закрытыми ставнями. Здесь обитали одни лишь призраки.
Мартин взял у меня насквозь промокшую хозяйственную сумку и сунул ключ в замочную скважину. В атриуме, похожем на пещеру, царила такая же темнота, в которой, впрочем, проглядывали промышленные черты – голые кирпичные стены и стальные балки, – как и на фасаде здания.
– Верхний этаж, – сказал он, увлекая меня к старомодному грузовому лифту.
Стук моих каблуков по бетонному полу эхом разнесся по всему зданию. Железная решетка с лязгом захлопнулась, и лифт, содрогаясь, пришел в движение. В кабине царил полумрак, и в фильме мы непременно бы начали целоваться и трахаться прямо в ней. Он прижал бы меня к холодной стальной стенке, заставил бы меня поднять руки над головой и задрал бы на мне юбку. Вместо этого мы просто стояли в напряженном молчании, пока лифт не остановился на шестом этаже.
– Нам сюда, – сказал он, однако на всем верхнем этаже имелась одна-единственная дверь.
Он пропустил меня вперед, чтобы я первой вошла в квартиру, после чего затворил за нами дверь. Внутри было темно, но с улицы сочился свет сквозь ряд высоких окон от пола до потолка, из которых открывался вид на Сити. Коридор, в котором ничего не было, если не считать дорогого гоночного велосипеда, вел в огромное и просторное помещение, вроде нью-йоркского пентхауса, с большими диванами и обеденным столом, за которым спокойно могли разместиться по меньшей мере двенадцать человек. На светлых стенах висели картины, а вот всяческих безделушек, свидетельствовавших бы о личных вкусах и пристрастиях хозяина, в том числе и фотографий, не было вовсе. Квартира напомнила мне очень дорогой гостиничный номер люкс – и мысль эта показалась мне весьма соблазнительной.
7
Повесть Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе» была экранизирована несколько раз. В фильме 1999 года режиссера Дэвида Хью Джонса, который назывался «Духи Рождества», известный английский актер Патрик Стюарт сыграл роль Эбенезера Скруджа, торговца-скупердяя.