— Согласна.
Он приблизился к ней на шаг, сняв с руки золотые браслеты, затем взял ее руки и надел сначала один, затем другой браслет.
— Эти украшения должны быть на тебе.
Она не могла отвести взгляда от великолепных массивных браслетов с изображенными на них переплетенными змеями. Языческие символы на золоте варваров. Если их продать, на вырученные деньги можно прожить дольше, чем на деньги за рубин, решись она убежать во время турнира. Она с беспокойством осознала, насколько велико доверие Аддиса, раз он отдает ей такие драгоценные браслеты. Видимо, он полагается на данную клятву.
— Какие красивые! Как они достались вам?
— Их подарила мне дочь священника.
Не христианского священника, раз у него была дочь. Он говорил, что был рабом кунигаса. Значит, его дочь.
— Она помогла мне сбежать, — добавил он.
Мойра приняла из его рук шелковую накидку. Он снял тунику, чтобы она могла срезать несколько камней янтаря. Неожиданно он превратился в настоящего дикаря — загорелая обнаженная грудь, плотно облегающие кожаные штаны. Длинная отметина шрама казалась нарисованной и придавала его внешности еще более свирепый вид.
Дочь священника видела его таким каждый день. Были ли они любовниками? Он упоминал о сдержанности, которой обучился в рабстве, но не о воздержании. Мойра ощутила приступ ревности к незнакомой женщине и одновременно глубокую признательность за то, что она не позволила ему провести долгие годы в полном одиночестве.
Воспоминания об их встрече, путешествии и о том, что произошло близ озера, когда он в последний раз предстал перед ней в таком виде, ливнем обрушились на нее. Рельефные мышцы груди, сильные жилистые руки, упругий живот… она почувствовала, что слишком долго смотрит на него, не отрывая взгляда, и он заметил это. Теплота мелькнула в глазах Аддиса, приглашая ее — нет, скорее подзадоривая, бросая вызов; осмелится ли она протянуть руку и дотронуться до желанного тела?
— Постараюсь выглядеть настоящей дикаркой, — поспешно пробормотала она, отворачиваясь от него, как от коварного искушения. До чего же легко неправильно истолковать значение взгляда! Женская душа испытывает неуемное томление. Наверное, мужчины испокон веков этим пользуются.
Он прав. Дочь кунигаса не может любить раба-христианина. А сын английского барона не может любить крепостную женщину.
Глава 11
Наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку, Аддис нырнул в таверну и оглядел пеструю толпу пилигримов. Стоял жаркий вечер, эль тек из бочки непрерывным потоком. Паломники, направлявшиеся к могиле святого Томаса в Кентербери, уже давно позабыли о респектабельной цели своего путешествия и превратились в сборище галдящих хмельных бездельников.
Аддис подошел к пузатой бочке. Охраняющий ее мужчина сунул ему в руку глиняную кружку:
— Два пенса. Аддис расплатился.
— Я ищу женщину. Мне сказали, она живет и работает здесь. Ее зовут Элис. Я хочу поговорить с ней. За занятое время я заплачу.
— Там, в задней комнате. Пройдите через ту дверь. Она моет посуду.
С кружкой эля он направился в заднюю комнату. Над тазом с мутной водой, полоща в ней кружки и миски, склонилась полная женщина. Тяжелые темные брови нависали над выдающимся горбатым носом. Пряди грязных черных волос выбились из-под платка. Ричарду понадобилась почти неделя, чтобы отыскать следы Элис во множестве таверн Саутворка.
Женщина выпрямилась и посмотрела на Аддиса. Он подвинулся ближе к одной из освещавших комнату свечей. От испуга и неожиданности у женщины расширились глаза.
Она трижды быстро перекрестилась:
— Святая Божья матерь!
— Я не призрак, Элис.
— Матерь Божья!
— Мне кое-что нужно от тебя. Она в страхе попятилась к стене.
— Я пробыла здесь больше года и дня!
— Я не собираюсь возвращать тебя в Хоксфорд, а если бы собирался, то, проживи ты здесь хоть десять лет, все равно забрал бы. — Он сделал паузу, давая ей возможность почувствовать угрозу, затем положил на стол рядом со свечой серебряную марку.[4]
— Я этим больше не занимаюсь. Теперь у меня есть муж, и ему это не понравится. Если надо, в таверне несколько женщин, так что…
— Я хочу поговорить с тобой, вот и все.
Она удивленно вскинула брови — с ее точки зрения, просьба лорда прозвучала весьма странно. Аддис опустился на табурет и, после непродолжительных колебаний, она села напротив.
— Ты уехала из Хоксфорда после смерти Клер?
— А чего еще было ждать? Мой двоюродный брат уехал за несколько лет до этого, я знала, что он тут. Рэймонд — неплохой лорд, но если раньше я прислуживала леди, то после смерти Клер опять стала такой же, как все. Вот я и уехала.
— Ты присутствовала, когда умирал Бернард?
— Да. Клер поехала повидать его перед смертью. Попрощаться. Затем я поехала с ней из Барроуборо.
— И что он сказал перед смертью? Об Эдит?
— Знаете, так тяжело было смотреть на их любовь и горе… Меня позвали, чтобы я засвидетельствовала его последнюю волю. Он дал ей и ее потомкам свободу. И правильно сделал, давно надо было сделать это, потому что вроде как ставил ее выше всех, прямо как леди, а на самом деле она была такая же, как и мы все. По справедливости, так надо было давным-давно ее освободить. А какой прок от свободы, когда она уже болела и ей самой оставалось уже недолго на этом свете?
— И священник при этом присутствовал?
— Конечно. И мы все поставили отметки на какой-то бумаге.
— Ты уверена, что Бернард упомянул потомков Эдит? Ее дочь?
Она убежденно закивала головой:
— Он о Мойре как о собственной дочери говорил. Хотел, чтобы она была свободной. Тоже правильно, я считаю. Она же жила совсем не так, как мы, чуть ли не с самого рождения. А представьте, каково после хорошей жизни возвращаться в обыкновенную? Я бы не смогла, честное слово.
Он покопался в кошельке и рядом с маркой положил шиллинг.
— Ты точно уверена, что он подарил свободу не только Эдит, но и ее дочери?
Элис подняла на него удивленный взгляд. На первую монету лег второй шиллинг.
— Точно, или сомневаешься? Может, ты перепутала…
Она облизнула губы.
— Вообще-то, это так давно было. Наверное, я не стала бы утверждать под присягой….
К монетам присоединился еще один шиллинг.
— Да, я припоминаю, там что-то было неясно. Вроде, говорил, но в бумагах ничего не записали, насколько я помню.
Аддис удовлетворенно кивнул. Элис протянула пухлую руку за монетами.
Он перехватил ее руку прежде, чем она успела сгрести со стола монеты.
— И еще мне кажется, ты давно хотела вместе с пилигримами совершить паломничество в Кентербери.
— Совершить паломничество! Какое там паломничество! Здесь работы невпроворот! А паломничество может занять месяц, а то и больше — это ведь надо пешком дойти до могилы и вернуться обратно.
— Ты подумай о благах для своей бессмертной души. А денег здесь достаточно, чтобы нанять кого-то, кто поможет твоему кузену, пока тебя не будет.
Она задумалась.
— А и то верно. Если по правде, я всегда мечтала совершить паломничество. Тут таких разговоров от людей наслушаешься, про такие чудеса рассказывают! Говорят, собор один чего стоит. Что в раю побывать.
Аддис добавил к кучке очередной шиллинг.
— Может быть, у могилы святого Томаса ты и за меня помолишься.
— Конечно, конечно, милорд, — она не сводила жадных глаз с монет. — Это все, что вы от меня хотели? Мне нужно кружки перемыть, а потом…
Аддис передвинул свечу ближе к женщине. Не блещет умом, к тому же слишком напугана, чтобы врать убедительно.
— Нет, это еще не все. Еще ты мне расскажешь о том, как жила Клер в Барроуборо после того, как я уехал. Я хочу услышать о рождении Брайана и смерти отца.
Густые брови взлетели вверх, превратившись в крутые дуги.
— А что тут рассказывать?
— Я все равно хотел бы послушать.
— Лучше бы оставить покойников почивать в мире.
— Начни с мальчишки. Как она относилась к нему при жизни?