— Это так.
Ладонь другой руки легла на стену, и Мойра оказалась в ловушке. Их тела не соприкасались, однако исходящее от нее тепло заполняло небольшое пространство между ними, дразня его кожу, пробуждая отклик, обуздать который ему стоило огромных трудов даже на расстоянии.
Он смотрел на нее сверху вниз, ловя ее взгляд, заставляя смотреть себе в глаза. Проявленный вольным каменщиком интерес вызвал к жизни примитивный инстинкт обладания, и он хотел, чтобы она его увидела. Она ответила вызывающим, почти агрессивным взглядом, словно спрашивая, осмелится и сможет ли он заставить ее подчиниться. Он мгновенно почувствовал, как его тело вспыхнуло от дикого желания, и самообладание повисло на единственной тончайшей ниточке.
Выражение ее лица изменилось, смягчилось. Она поежилась, унимая непроизвольную дрожь. Неожиданно она показалась ему хрупкой и уязвимой. Он почувствовал ее возбуждение, ее страх; и это лишь усилило желание.
— Думаешь, я буду стоять в стороне, пока кто-то обхаживает тебя?
— Вы говорите полную ерунду. Он просто зашел попить воды.
— Он следил за каждым твоим движением. И уже придумал повод, чтобы вернуться.
— Даже если и так, вы не имеете права вмешиваться.
— Имею.
— Нет!
Он не мог совладать с собой. Наклонившись, он скользнул губами по ее губам. Легчайшее прикосновение, не более, но его хватило, чтобы тело закричало в подтверждении желания с такой силой, которая ошеломила его самого. Потребность доказать свое право собственности прорывалась на поверхность с целеустремленностью острого клинка.
— Все права на тебя принадлежат мне. Ты моя. Твоя страсть — моя. Думаешь, если я сдерживаю себя, то это не так? Я лишь жду, пока ты смиришься с неизбежностью и тоже признаешь это.
— Никогда.
— Никогда? Тогда давай проверим, насколько это верно. Давай посмотрим, насколько безразличной стала гордая Мойра.
Он поцеловал ее еще раз — пробуя на вкус, кусая, заставляя ее раскрыться. Она попыталась отвернуться, но он держал ее голову обеими руками, не позволяя уклониться от новых поцелуев. Что-то сломалось в ней, как будто хрустнул стержень, на котором держалась решимость. С болезненным стоном умирающего протеста она приняла его и раскрыла губы.
Он впился в ее жаждущие поцелуя уста, и привлек ее к себе, прильнув к так успокаивающему теплу ее тела. Его захлестнуло гигантская волна желаний и стремлений. Он обхватил ладонями ее роскошные ягодицы, прижал к себе, к своей изнемогающей плоти, и снова впился в губы, потеряв самообладание и мечтая лишь об одном — исследовать ее до конца.
— Пожалуйста, не надо…
Протестующий шепот потерялся в прерывистом дыхании между лихорадочными поцелуями. Ее страсть слилась с его страстью и закружилась в едином потоке. И хотя слова, произносимые Мойрой, по-прежнему отвергали его, голод его измученной плоти настолько затуманил сознание, что он не услышал ее мольбы. Одной рукой он поддерживал ее обмякшее тело, другой искал ее соблазнительную грудь. Упругие вершины распаляли жаром его ладонь. Он провел рукой по кругу и ощутил инстинктивное движение бедер ему навстречу. Возбуждение вспыхнуло, нарастая в знакомом ритме.
Не осталось почти никаких мыслей, ничего, что бы сдерживало его или ее. Склонившись, он сдавил губами набухший сосок. Все ее тело, все ее естество затрепетало в ответ. Ткань платья промокла, она прилипла к груди — тонкое препятствие, которого он не замечал, лаская ее грудь губами, слушая удивительную песню ее низких стонов.
Аддис перенес ее к столу и усадил на край. Пока он развязывал шнуровку платья на спине, ее голова покоилась у него на груди. Ткань упала, и на коже обнаженного до пояса тела заиграли отблески слабого пламени камина. Он откинул ее волосы за спину и посмотрел на нее.
Красивая. Удивительная. Упругая кожа на плечах, призывные груди. От страсти ее чистые глаза сверкали невероятным блеском. Его руки скользнули по ее ногам, поднимая юбку. Он ласкал ее раскрытые бедра. Он представил ее лежащей на столе в танцующих отсветах каминного пламени. Представил, как она сгибает ноги, готовая принять его. Как прижимается к нему со страстью, которую она продемонстрировала ему в Уитли, только уж на этот раз он непременно сольется с ней в единое целое…
Она примет его, всего, без остатка, их союз не останется незавершенным из-за ее гордости. Она целиком будет принадлежать ему.
Аддис держал ее грудь, поигрывая сосками, до тех пор, пока она не закрыла глаза, прикусив губу, чтобы сдержать страстный стон. Пройдясь языком по окружностям груди, рукой он вновь притронулся к бедрам, к таинственным и манящим недрам.
Он медленно опускал ее на стол, сдвигая юбку все выше и выше.
Она схватила его за руку.
— Пожалуйста, идем наверх, в постель или в сад!
Тяжело дыша, она смотрела на него, глаза Мойры застилала пелена, словно она находилась в трансе. Он покачал головой.
— Может быть, после своего торговца шерстью ты боишься? В единении есть и удовольствие, Мойра, поверь. Я не сделаю тебе больно.
Она спрятала свое лицо, уткнувшись лбом в его грудь; поддерживая ее одной рукой, другой он продолжал ласкать самое интимное место ее божественного тела. Кончики пальцев ощутили влагу, запах ее страсти парил вокруг них, словно пьянящий мускусный туман.
— Дело не в этом. Ты сам знаешь. Не делай вид, что ты не понимаешь, — дрожащим голосом произнесла она. — В Уитли ты сказал, что не хочешь совращать меня против моей воли. Но сейчас ты делаешь именно это.
Он услышал обвинение и не мог не признать ее правоты, он пришел в ярость оттого, что его снова отвергли. Он хотел ее до безумия, и тем не менее, даже доведенная до экстаза, она в безумном исступлении цеплялась за свою проклятую гордость. Желание сворачивалось в нем тугой и опасной пружиной. Он шевельнул рукой и прикоснулся к ее горячему лону.
Несмотря на полувздох-полувскрик, она остановила его руку и попыталась оттолкнуть ее. Он прижался губами к ее макушке, всем телом ощущая ее лихорадочное сердцебиение. Он не убирал руку, осторожно и ласково исследуя мягкие складки. С каждым прикосновением по ней пробегали волны дрожи.
Теперь ей не остановить его, если он не захочет остановиться сам. А потом она поймет, что он поступил правильно. Что они должны быть вместе. В конце концов, она принадлежит ему. К тому времени, когда он доведет дело до конца, она не будет думать, что это насилие или даже совращение.
Светлая часть души ужаснулась тому пути, которым он собирался следовать, и воззвала его к разуму. Древний путь, тропинка, утоптанная многими поколениями лордов и их крепостных женщин. Только вся разница в том, что это Мойра, а не какая-нибудь безликая служанка.
«Если ты не остановишься, если ты сделаешь так, как тебе хочется, она никогда не станет твоей по-настоящему».
Он возненавидел собственный внутренний голос за его холодную рассудительность. Он посмотрел на руки, одновременно влекущие и отталкивающие его. Он неожиданно возненавидел родословные, голубую кровь, гордость и действительность, которые не позволяли им соединиться. Правда, он может отбросить все препятствия и создать новую действительность. Она его не остановит, да, собственно, и не хочет останавливать. Она примет и его, и действительность, им созданную.
Два рассудка, две души внутри него вступили в непримиримую схватку. И победила потребность владеть, обладать и иметь ее вечно.
Она подняла голову. Влажные чистые глаза смотрели прямо на него. Дрожащая улыбка сожаления проступила на губах, и он по выражению лица понял, что она не сомневается, она знает, какой путь он изберет. Доверие Мойры болезненно напомнило ему о том, кто она, что она значит для него и кем он хочет ее сделать. Пружина злости стала раскручиваться.
— Пусть приходит твой масон, — выдавил он сквозь зубы. — Пусть он познает тебя и увидит правду, даже если ты сама и не захочешь ее увидеть.
Повернувшись, он ушел так неожиданно, словно его унесли ангелы.
Глава 12