— Ты танцуешь? — спрашивает меня Оливье.
Я смеюсь и непреклонно качаю головой.
— Нет. Боже милостивый, я избегаю этого любой ценой.
— А как насчет твоей свадьбы? Ты, конечно, танцевала тогда?
Острый укол печали удивляет меня. Я качаю головой и отвожу взгляд.
— Ну, тогда мы это исправим, — говорит он, беря меня за руку и внезапно таща к танцполу.
— Нет! Я не могу! — говорю я между взрывами смеха. — Я действительно не могу. Я не пытаюсь быть скромной. Я закончу тем, что наступлю тебе на ноги.
— Тогда наступи мне на ноги, — говорит он, пожимая плечами. — Я смогу это пережить.
Сделав последний глоток, он забирает у меня из рук бокал с шампанским и ставит его на соседний столик вместе со своим. Затем, так же плавно, он хватает обе мои руки и кружит меня на танцполе. Я не могу удержаться и продолжаю смеяться. Это все мои нервы вырываются на поверхность.
— О боже. Это будет катастрофа.
— Следуй моему примеру, — говорит он с усмешкой, ничуть не смущенный отсутствием у меня опыта. — Одна рука у меня на плече, другая в моей ладони. Именно так. Ты легкая — я могу достаточно легко тащить тебя за собой.
Он двигается по танцполу так быстро, что я едва успеваю за ним, но это так весело, как взрослая версия аттракциона «Чайная чашка» в Диснейленде. Мы кружимся и кружимся, и Оливье спрашивает меня, знаю ли я эту песню.
Она смутно знакома, но у меня слабый музыкальный слух.
После того, как я качаю головой, он ухмыляется.
— Это живая версия «Вальса №2» Дмитрия Шостаковича. Один из моих любимых.
— Это прекрасно.
— Да, и у тебя все хорошо. Я сломал только один палец на ноге.
— О, прекрати, — стону я, замедляясь, как будто собираясь остановиться.
Он мне этого не позволяет.
— Я шучу. Ты прекрасна.
Песня начинает затихать, и на танцполе наступает кратковременное затишье, когда партнеры расходятся и уходят, а их место занимают другие.
Я отступаю от Оливье и отпускаю его руку, но он продолжает держать меня за талию, когда я смотрю налево и вижу, как Уолт пробирается сквозь толпу, направляясь ко мне с уверенной грацией. Его лицо невозможно прочесть, рот сжат в ровную линию, глаза слегка прищурены в уголках. Детали о нем, к которым я привыкла, возвращаются с поразительной ясностью: его острые скулы, квадратная челюсть, высокий рост, широкие плечи. В своем черном смокинге он похож на темную тучу, закрывающую солнце, когда он спускается на нас.
Оливье замечает его не сразу. Он как раз собирается что-то сказать мне, когда Уолт прерывает его.
— Ты не возражаешь, если я украду свою жену?
Мое сердце бешено колотится в груди, и я снова пытаюсь отодвинуться от Оливье, но безуспешно.
Оливье слишком медленно отпускает меня, оглядывается, а затем откидывает голову назад, чтобы встретиться взглядом с Уолтом. Разница в росте между ними, кажется, в данный момент может измеряться милями, и это имеет прямое отношение к угрюмому выражению лица Уолта.
— Ах, конечно, — говорит Оливье с уверенной непринужденностью. — Я уже начал думать, что тебя не существует.
Уолт хмурится, и по мне пробегает волна смущения. Я краснею, как будто сделала что-то не так, и, возможно, так оно и было. Может быть, мне не следовало так долго наслаждаться вниманием Оливье. Может быть, мне следовало уйти от него с самого начала. Но сейчас уже слишком поздно возвращаться.
— Оливье Раппено, — говорит он, протягивая руку. — И ты не нуждаешься в представлении, хотя я немного удивлен. — Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Ты сказала, что твоя фамилия Брайтон, а не Дженнингс.
Взгляд Уолта скользит по мне, и я почти съеживаюсь.
— Да. Извини, я должна была уточнить, — говорю я с гримасой. — Моя девичья фамилия Брайтон, и я все еще привыкаю к перемене.
Оливье улыбается. Уолт этого не делает.
Оркестр ансамбля снова начинает играть, и на этот раз я сразу узнаю песню «Вальс цветов» Чайковского.
Уолт делает шаг вперед и протягивает мне руку, чтобы я приняла ее, чтобы он мог утащить меня с танцпола.
Оливье отступает назад и кивает мне.
— Я найду тебя позже.
— Нет, боюсь, ты этого не сделаешь, — говорит Уолт. — Думаю, вы провели достаточно времени с моей женой, мистер Раппено. Спокойной ночи.
И затем, к моему полному шоку, вместо того, чтобы оттащить меня, Уолт притягивает меня к себе и захватывает мои руки в тот же захват, что и Оливье всего несколько мгновений назад. Затем он ловко начинает кружить меня в вальсе.
Легкость, которую я чувствовала в объятиях Оливье, исчезла в одно мгновение. Я дрожу как осиновый лист, а Уолт продолжает вести меня, его крепкая хватка захватывает мою руку, так что у меня нет ни малейшего шанса ускользнуть, даже если бы я захотела. К сожалению, я этого не делаю. Мне это нравится, даже если Уолту, кажется, это не нравится. Мы стоим почти грудь к груди, пока он ведет меня в танце, не делая никаких попыток завязать разговор. На самом деле, он смотрит через мое левое плечо, как будто хочет избежать встречи со мной любой ценой.
— Мне жаль, что я плохо танцую, — говорю я, пытаясь вовлечь его в разговор.
Он не идет мне навстречу, как я надеялась.
— Ты сердишься на меня?
— В ярости, — выпаливает он.
— Почему? Я просто танцевала с ним.
Он глубоко вдыхает, но не отвечает.
— Это из-за того, как другие люди воспримут это? Что я флиртовала с другим мужчиной на глазах у своего мужа? Конечно, тебя не так уж сильно волнует мнение других.
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Элизабет, — предупреждает он, как бы умоляя меня бросить это.
— Нет. Скажите мне. Я тебя не понимаю, Уолт. Действительно. Ты самый загадочный человек, которого я когда-либо встречала. Ты игнорируешь меня чаще, чем нет. В одну минуту ты целуешь меня, а в следующую ведешь себя так, как будто едва можешь выносить мое присутствие.
Его взгляд скользит по мне, и я снова борюсь с желанием съежиться. Когда музыка набирает обороты, струнные инструменты выстраиваются один на другом в бешеном крещендо, я поднимаю подбородок и умоляю его рассказать мне. Моя рука крепче сжимает его. Мой взгляд остается твердым.
— Пожалуйста, — шепчу я.
Затем, так же быстро, как и в прошлый раз, он наклоняется и прижимается своими губами к моим — только этот поцелуй не поцелуй. Это заклинание, которое уносит нас из этого музея, подальше от музыки и сверкающей толпы. Мы одни, он и я, его губы прижимаются к моим, его руки двигаются, чтобы обхватить мое лицо.
Я подхожу к нему и встаю на цыпочки, пытаясь встретиться с ним взглядом, чтобы показать ему, как я хочу, чтобы он продолжил.
Хотя его губы мягкие, его поцелуй не нежный. Это олицетворение собственности и власти.
— Элизабет, — шепчет он мне в губы, отстраняясь, как будто от боли.
Мое имя — это признание, и я закрываю глаза и позволяю своей голове упасть на изгиб его шеи.
Затем он отстраняется, глядя на меня сверху вниз.
— Теперь ты видишь? — спрашивает он.
Я киваю, начиная понимать.
Он отводит взгляд, и я вспоминаю тот факт, что мы стоим на краю танцпола, остановившись, пока танцоры продолжают двигаться вокруг нас.
Я очень сомневаюсь, что Уолт из тех, кто любит публичные проявления чувств. Он такой же скрытный, как и все, кого я когда-либо встречала, поэтому мгновение спустя, когда он откашливается и говорит, что пора уходить, я не спорю.