— И скажи Розалите, чтобы она забрала Оливера из моего офиса, как только приготовит ему мороженое.
Он подмигивает Оливеру, и мое сердце замирает. Завершая разговор, он снова переключает свое внимание на меня. Его лицо становится стоическим, когда он смотрит сквозь меня, а я изо всех сил пытаюсь сглотнуть от напряженности в его глазах.
— И что мне теперь с тобой делать?
Его томный голос предупреждает меня, и я отступаю от него, зная, насколько нестабильным он может быть.
Глава 16
Рафаэль
Ярость разлилась по моим венам из-за того, что меня прервали, даже не постучав в дверь, и когда я бросил убийственный взгляд на виновника, мой гнев рассеялся за считанные секунды. Увидев Элли, стоящую передо мной и баюкающую моего сына на руках, я бросился к ней. Моей первой мыслью было, что Оливер заболел. Никогда бы в жизни не подумал, что проблема будет связана с его домашним обучением.
Ее гнев по поводу того, как обучается Оливер, только усилил мои и без того ненасытные, неконтролируемые чувства к ней. Элли не только красива и абсолютно невинна, но и сильна, невозмутима перед лицом опасности. Об этом я расскажу позже, но то, как она заступается за моего сына, не оставляет у меня сомнений в том, что она будет идеальной матерью.
Розалита захлопывает дверь, забирая с собой Оливера, и щеки Элли краснеют под моим мрачным взглядом. Она переминается с ноги на ногу и теребит рубашку. Моя грудь наполняется гордостью за то, что она носит ее как платье.
— Ты носишь шорты под моей рубашкой? — Я поднимаю бровь.
Ее рот открывается.
— Конечно.
Я вздыхаю, когда воздух между нами сгущается.
— Просто хочу защитить его, — выпаливает она, и ее румянец становится сильнее.
Мой палец гладит разгоряченную щеку Элли, и с ее губ слетает легкий поток воздуха, что является явным показателем того, какой эффект я на нее оказываю.
— Я знаю, детка.
Ее напряженное тело слегка расслабляется.
— Но сюда нельзя врываться. Особенно, когда у меня встреча. — Я оставляю свой голос твердым. Несмотря на то, что мне, блядь, наплевать на эту встречу, я не подаю виду, что она бессмысленна по сравнению с ней и моим сыном.
Она смотрит себе под ноги.
— Понимаю.
— Я должен тебя наказать.
Мои пальцы дрожат, когда я провожу по ее коже. Хочу наказать ее. Надо наказать. И все же я предпочел бы доставить ей удовольствие. Такое у меня впервые.
Я качаю головой при этой мысли, не желая признавать.
— У тебя болит киска? — Мысль о том, что она все еще чувствует, как мой член входил в ее тугую пизду, заставляет мои брюки утолщаться.
— Да-да.
Я поднимаю подбородок Элли большим и указательным пальцами, и ее карие глаза цепляются за меня, приковывая, умоляя проявить милосердие, когда каждая часть меня кричит, чтобы высвободить ее, сломать.
Возможно, я мог бы сделать и то, и другое. Может быть, мог бы показать ей, что чувствую, получая то, что мне нужно.
— Сними шорты и трусики и наклонись над моим столом. Я хочу увидеть киску моей куколки.
Ее грудь приподнимается, а взгляд устремляется на мой стол. Заметив кучу документов, мешающих ей найти место, чтобы выполнить мою команду, я смахиваю содержимое на пол и киваю, чтобы она раздевалась.
От ее застенчивой улыбки у меня стынет кровь. Мой член войдет в ее киску, какой бы чувствительной она ни была. Это все, о чем я мог думать: ее тихие всхлипы и крики боли, и то, что ее пизда обхватывает меня, как тиски, когда я брал у нее то, что мне было нужно, а она позволяла. Моя идеальная маленькая покорная куколка.
Я отступаю, Элли роняет шорты и трусики на пол.
— Расстегни рубашку, куколка. Пусть папочка увидит эти маленькие сиськи.
Ее пальцы дрожат, когда она расстегивает каждую пуговицу, обнажая при этом все больше и больше своей оливковой кожи, затем она бросает рубашку на пол.
— Наклонись над столом, — требую я.
Она громко сглатывает, и я упиваюсь ее нервозностью, но она без колебаний подчиняется, а мой член изнывает от ожидания.
Расстегивая ремень, я выдергиваю его из штанов, не замечая при этом дрожи, сотрясающей хрупкое тело Элли.
У меня слюнки текут от желания попробовать ее на вкус, и когда я раздвигаю ее ноги, набухшая киска едва видна, но этого достаточно, чтобы заставить меня поменять тактику. Я игнорирую чуждое чувство вины, поскольку желание попробовать ее на вкус разливается по моим венам, как неконтролируемый яд, наполняя их враждебностью и раздражением от того, как мое тело молит о ее ласке. То, как я теряю свой тщательно выстроенный контроль рядом с Элли и подвергаю сомнению все, что я когда-либо знал, сбивает с толку. Это опасно и разрушительно, но я даже не хочу пытаться это остановить. Не сейчас, когда я так сильно хочу ее.
— Ты была плохой девочкой, куколка. Теперь папочка собирается тебя наказать.
Ремень складываю пополам.
— Я отшлепаю тебя, а ты будешь извиняться после каждого удара. Поняла? — Провожу пальцем по ее ягодице, наслаждаясь мурашками, распространяющимися по коже, словно лесной пожар.
— Дда-да.
Отступив на шаг, я поднимаю ремень и провожу им по воздуху, шлепок по заднице заставляет тело Элли выгнуться. Когда она вскрикивает, мой член выскакивает из боксеров.
— Прости м-меня, папочка.
У нее вырывается всхлип, и меня охватывает дрожь возбуждения.
Я повторяю движение.
ШЛЕПОК.
Она всхлипывает, собирая слова.
— Извини.
ШЛЕПОК.