Отстранившись, я разминаю шею, чтобы ослабить нарастающее внутри меня напряжение. Каждый мускул ее маленького тела напрягается под моим взглядом, и я задаюсь вопросом, не выпирают ли ее соски под смехотворно огромной футболкой, которую она носит.
— Мне очень жаль.
— Тебе жаль? — Моя хватка усиливается, несомненно, оставляя на ее безупречной коже синяки, которых я жажду.
Она вскрикивает, и я закрываю глаза в восторге от этого звука; он резонирует в моих яйцах, заставляя мой член утолщаться от повышенной потребности разрушить ее, сломать мою маленькую куколку, а затем нежно собрать ее воедино. Что-то, что смогу сделать только я, вся моя.
Господи, как же я хочу заставить ее принять каждый дюйм меня, пока она плачет, извиняясь.
— Я…Мне очень жаль.
Дрожь в ее голосе заставляет меня открыть глаза и всмотреться в ее потемневший взгляд. Ее зрачки увеличиваются, а по хрупкому телу пробегает дрожь, что приводит меня в еще больший восторг. Черт возьми, она просто прелесть.
— Непослушная. Маленькая. Девочка, — рычу каждое слово, и ее губы дрожат, когда я прижимаюсь к ней всем телом.
Моя твердость на фоне ее мягкости — контраст, который никто из нас не может игнорировать, пока воздух сгущается вокруг нас. Звук медленного глотания ее горла приводит меня в восторг, и я наблюдаю, как завороженный, как расширяются ее зрачки, предупреждая меня о том факте, что она чувствует твердый выступ, идеально упирающийся между нами. Прижавшись к ней, я слышу тихий захлебывающийся звук, который посылает во мне волну собственнического вожделения, отчаянно желая услышать больше.
— Сэр, мне следует? — Я переключил внимание на Кая, и он махнул рукой в ее сторону, как бы предлагая избавиться от девушки.
— Нет, — выдавливаю я. — Я с ней разберусь.
— Разберешься со мной? — Ее лицо бледнеет, а мои губы подрагивают от ее ужаса.
Блять, как же мне нравится, что она боится меня. Мой член наливается кровью, и я хочу только одного: заставить ее встать на колени и погрузить ее голову в мою промежность, чтобы убрать беспорядок, который она устроила.
— Привет, Рафаэль! — Джейд подходит к двери. — О, ты еще и Оливера взял с собой.
Мой сын отходит от меня, не оставляя мне другого выбора, кроме как отпустить запястье девушки. Но я тут же начинаю скучать по ее прикосновениям, и мой член тоже. Клянусь, я до сих пор чувствую ее жар на кончиках пальцев, словно она пометила меня.
Ее взгляд устремлен в пол, и она поглаживает свое запястье, но мне все равно, причинил ли я ей боль. Девчонка собиралась напасть на меня; ей повезло, что она не получила пулю в свою прекрасную голову. Медленно ее взгляд скользит вверх по моему телу, и я выпрямляюсь и расправляю плечи, излучая уверенность.
В тот момент, когда она задерживает взгляд на моей выпуклости, ее щеки розовеют, а затем она поднимает глаза к моему лицу. Я самодовольно улыбаюсь ей в ответ и подмигиваю, от чего у нее краснеют уши. Такая очаровательная маленькая куколка, у меня текут слюнки попробовать ее на вкус.
— Оливер, помнишь, как мы играли в прятки? — Общение Джейд с моим сыном отзывается в моем сердце болью, когда я понимаю, что в его жизни нет матери. Он застенчиво кивает ей. — Это моя подруга Элли. Может, спрячемся и посмотрим, сможет ли она нас найти?
Оливер смотрит на Элли, и она улыбается ему в ответ. Все ее лицо светится, когда она смотрит на моего сына.
— Я слышала, что ты отлично играешь в прятки, Оливер.
Ее мягкий голос словно ласкает кожу, и я жажду снова почувствовать ее, чтобы ее маленькие губы исследовали каждый дюйм меня, в то время как я требую, чтобы она доставила мне удовольствие.
Я сжимаю руки в кулаки, борясь с желанием коснуться ее волос. Они выглядят шелковистыми, и мои пальцы дергаются, чтобы убедиться в этом. Откуда, черт возьми, взялась эта мысль?
Мой сын уверенно кивает.
— Хорошо, я досчитаю до двадцати, — говорит она.
— Побежали. — Джейд хватает моего сына за руку, и они устремляются на кухню, а я замираю, глядя на свою малышку, представляя все те мерзкие вещи, которые я хотел бы сделать с моей идеальной маленькой куколкой.
Она переминается с ноги на ногу, прикусывая пухлую нижнюю губу, и я беру на себя смелость вырвать ее губу из зубов большим пальцем.
— Как, по-твоему, мне следует наказать тебя, куколка?
Ее грудь вздымается, и я снова ищу через ткань ее соски, но когда не нахожу их из-за огромной футболки, раздражение зарождается в моих венах, как болезнь, жаждущая вырваться наружу. Потребность исследовать ее поглощает меня, и если бы мой сын не находился в такой близости, я бы повалил ее на пол и трахал, как дикий зверь, пока она кричит о пощаде.
Ее карие глаза мечутся из стороны в сторону, как будто она может убежать от меня в любую минуту. Я наклоняюсь к ней, мой хриплый голос наполнен смертельным предупреждением.
— Я найду тебя.
Ее глаза сужаются, дыхание сбивается, и я понимаю, что попал в точку — она собиралась сбежать. Она попятилась назад, но я поймал ее обеими руками и подхватил, прежде чем она упала. Прикосновения ее рук обожгли мои ладони, разжигая вокруг нас невидимое пламя. Я понимаю, что готов сжечь весь мир, чтобы защитить ее, чтобы сохранить ее для себя.
— Мне нужно их искать, — шепчет она, прорываясь сквозь туманное напряжение, окружающее нас, а затем оглядывается через плечо на радостный смех моего сына.
Я провожу костяшками пальцев по ее щеке и по россыпи веснушек под глазами, мягкость ее кожи словно умоляет, чтобы ее пометили, так же, как она надеялась пометить меня, когда подняла руку к моему лицу.