Выбрать главу

Бросив взгляд на серое атласное платье с бретельками, я с беспокойством закусила губу. По сравнению с ней я выгляжу как ребенок.

Рафаэль запретил мне носить туфли, и из-за этого я кажусь еще меньше рядом с ним, да и с ней тоже. Мои каштановые локоны аккуратно уложены, а на лице, как обычно, нет косметики. Я расправляю плечи и открываю дверь.

Запах стряпни Розалиты наполняет мои ноздри, заставляя желудок урчать, хотя обычно у меня потекли бы слюнки. Очевидно, нервы берут верх. Когда я спускаюсь по лестнице, до моих ушей доносятся сердитые голоса, и каждый шаг дается тяжелее предыдущего.

— Не могу поверить, что ты живешь с няней, — язвит она.

— Не твое дело, — возражает Рафаэль.

— Ты совсем не проявляешь ко мне уважения.

Представляю, как она надувает свои идеальные губки.

— Такое же уважение ты проявляешь ко мне, приводя в дом, за который я плачу, табуны мужчин.

— Ревнуешь?

Рафаэль смеется.

— В твоих гребаных мечтах.

Я заворачиваю за угол, и он поворачивается ко мне лицом, будто его притягивает какая-то невидимая сила. Он облизывает губы, его глаза темнеют, затем сужаются, а челюсть сжимается. Он идет ко мне, и я отступаю, чтобы не видеть его сердитого лица. Он протягивает руку и перекидывает мои волосы через плечо, открывая следы своих укусов.

— Так лучше. — он целует меня в макушку.

Никита издает рвотный звук.

— О, пожалуйста.

Рафаэль игнорирует ее, будто мы единственные люди в комнате.

— Пойдем. — он берет мою руку в свою, затем подносит ее к губам, целуя мои пальцы с нежностью, от которой мое сердце тает, а любовь взлетает к небесам. Не знаю, любить его или ненавидеть за то, что он демонстрирует привязанность на публике. Что-то мне подсказывает, что он заявляет о своих правах.

Хотелось бы, чтобы он не делал этого на глазах у своей жены.

Глава 34

Элли

Оливер сидит неподвижно, уставившись в стол. Терпеть не могу, когда он так делает. Все его поведение говорит о том, что ему не хватает уверенности в себе, над созданием которой я неустанно работаю.

Когда мы приступаем к трапезе, в комнате воцаряется тишина. Мы с Рафаэлем напряжены, в то время как гадюка кажется расслабленной и стреляет ядом из своих глаз в мою сторону.

Рафаэль сидит во главе стола, я слева от него, по другую сторону - Оливер, а Никита сидит рядом с моим симпатичным маленьким мальчиком.

Никита перекидывает свои длинные золотистые волосы через плечо и с ненавистью смотрит на меня. Если бы рядом со мной не было Рафаэля, я бы, наверное, съежилась, как маленькая девочка.

Стараясь не обращать на нее внимания, я делаю глоток воды, чтобы утолить сухость во рту. Этот пристальный взгляд почти невыносим.

— Ты совершеннолетняя? — она постукивает длинными ногтями по столу, не сводя с меня глаз.

— Никита, — резко перебивает Рафаэль, — Хватит!

Она так драматично закатывает глаза, что удивительно, как они еще не выпали у нее из головы.

Я игнорирую ее комментарий и нарезаю стейк, приготовленный шеф-поваром.

— Ты работаешь или живешь за счет моего мужа?

Я стискиваю зубы и игнорирую ее, злясь на Рафаэля за то, что он поставил меня в такое положение.

Рафаэль хлопает по столу.

— Хватит, Никита. Я этого не потерплю.

Оливер вздрагивает от резкого тона Рафаэля, и я чувствую себя виноватой за то, что вызвала его гнев, но также рада, что Рафаэль защищает меня от ее червивого языка.

Она пьет вино, как воду, затем снова обращает свое внимание на меня, отчего мне хочется вжаться в кресло.

— Она не в твоем вкусе, — кудахчет она, сканируя меня с головы до ног и говоря обо мне так, словно меня здесь нет.

— У меня нет предпочтений в типаже женщин, — отвечает Рафаэль.

Она сжимает челюсть и смотрит на него с презрением.

— Никогда не мог удержать себя в штанах достаточно долго, чтобы дать кому-то шанс, вот почему.

Рафаэль усмехается.

— Просто не было никого, кому я хотел бы дать этот шанс.

Она морщится, рассматривая меня с головы до ног, как будто я — не больше чем грязь на ее обуви.

— Она даже не похожа на взрослую женщину. Серьезно, Рафаэль, неужели тебя привлекает такое дерьмо?

Ярость исходит от него волнами. Его кулаки сжимаются на столовых приборах, вены на татуированной шее пульсируют, я спешу разрядить обстановку, зная, что пострадает только Оливер. С этой мыслью я наклоняюсь вперед, опираясь на стол.

— Для человека, так рвущегося на ужин с сыном, которого не видела несколько месяцев, ты не уделила ему ни капли внимания. Более того, мне кажется, ты даже не сказала ему ни слова.

Ее глаза сузились.

— Мой сын — мое дело, не твое. Он будет любить меня, как бы я с ним ни обращалась, потому что я его мать. — она снова откидывает волосы за плечо и улыбается. — Я родила его, а не ты.

Ее слова пронзают меня, как кинжал, и я чувствую, как лицо бледнеет от мысли об их неразрывной связи.

— Так что можешь играть в счастливую семью сколько угодно, но он всегда выберет меня.

Ее губы искривляются в злорадной усмешке, и я мечтаю стереть эту улыбку с ее идеально накрашенного лица. Ее слова ранят глубже, чем кто-либо мог бы догадаться. Я мечтаю, чтобы он был моим; чтобы этот маленький мальчик с глазами, такими же темными и прекрасными, как у его отца, был моим по крови, так же как он мой по любви.