— Они полны молока для тебя, папочка.
Господи.
Мой разум затуманивается, когда я выдавливаю молоко из ее соска, наслаждаясь тем, как оно стекает по груди.
Мой взгляд пронизывает ее насквозь, она задерживает дыхание, а потом говорит.
— Я хочу, чтобы ты попробовал мое молоко, папочка. Хочу накормить тебя. — она берет в руки другую грудь и сжимает ее, дразня меня. — Пожалуйста, папочка, —умоляет она, в то время как я пытаюсь контролировать себя, чтобы не кончить слишком рано.
— Да, блять.
Я наклоняюсь вперед, опираясь на локоть, и, потеряв самообладание, грубо хватаю ее грудь, все еще маленькую, но полную, своей ладонью. Я сильно сжимаю ее и накрываю ртом сосок. Она запускает пальцы в мои волосы, и я стону, когда ее теплое молоко наполняет мой рот.
— О боже, — стонет она, когда мои бедра прижимаются к ее. Мы становимся дикими животными, неистовствуя друг перед другом с ворчанием, стонами и шлепками. Моя мягкость и нежность исчезли, теперь на смену им пришла жажда обладать ею.
— Я собираюсь зачать в тебя ребенка, маленькая куколка.
Толчок.
— Я собираюсь заставить твой живот округлиться вместе с моим ребенком.
Кровать ударяется о стену, когда я вхожу в нее с огромной силой.
— Наполню твою маленькую киску, чтобы она родила мне еще детей. — Она сжимается вокруг меня, и я почти кончаю, почти. — Скажи папочке, что ты хочешь ребенка, куколка. — толчок. — Скажи.
— Папочка. Папочка, пожалуйста, я хочу ребенка.
Когда она говорит, что хочет моего ребенка, зрение затуманивается, и яростная потребность увидеть ее живот, набухший моим ребенком, становится моей миссией.
Я двигаю бедрами, массируя ее нуждающийся клитор, и она выгибает спину, а ее рот становится безвольным.
— Папочка, я кончаю. — Ее киска пульсирует вокруг меня, рот наполняется ее молоком, которое вытекает из нее, как прорвавшаяся плотина. Оно льется с моих губ, и я жадно пытаюсь его проглотить, но больше не могу, и следую за ней в бездну.
— Бля-я-ять. — сперма извергается из меня интенсивными волнами удовольствия, кажется, что она нескончаема, и я закрываю глаза, чтобы насладиться чистым блаженством.
Я последую за ней, куда бы она меня ни повела, потому что она владеет мной, и я наконец-то готов это принять.
Глава 47
Элли
Ночью Рафаэль снова попытался заняться со мной любовью, но его грязный рот и властные манеры взяли верх, он выиграл битву за то, чтобы показать мне сдержанность и нежность. Он пытается, хотя на самом деле в этом нет необходимости, потому что я уже принадлежу ему. Каждая частичка меня принадлежит Рафаэлю. Я добровольный пленник, и у меня не было бы другого выхода.
Он успокаивал меня всеми возможными способами, а тот факт, что он хочет, чтобы я усыновила его сына, доказывает, как много я значу для него и Оливера, — это единственный способ укрепить наши отношения, учитывая, что он не может жениться на мне.
Когда он не накачивал меня спермой, чтобы я забеременела, я всю ночь сосала его член, а он гладил меня по волосам.
— Я скучал по тебе, куколка, — прошептал Рафаэль, и от его тона у меня на глаза навернулись слезы. Я могла только сосать сильнее, чтобы принести нам обоим утешение, которого мы отчаянно добивались.
Надев рубашку Рафаэля, я стою между его раздвинутых ног, пока он застегивает ее для меня.
— Красивая куколка.
Мои щеки горят, когда он перекидывает мои волосы через плечо, а его пальцы задерживаются на шее.
— Я заклеймлю тебя своим именем. — Он касается моей кожи костяшками пальцев, прежде чем встретиться взглядом.
— Хорошо. — Я киваю.
Его плечи расслабляются, затем он берет с кровати расческу.
— Повернись и встань на колени.
Я делаю, как он просит, затем одной рукой прочесывает мои волосы, а другой приглаживает то место, которое только что оставила щетка.
— Вот и все, красотка, — воркует он, поглаживая мои волосы. — Вставай.
Нервы внутри меня кипят от перспективы снова увидеть Оливера.
— Подойди.
Он вырывает меня из моих мыслей и протягивает руку, чтобы я могла держаться за нее, держа Хадсона в своей руке, поднимая меня на ноги.
— Он будет в восторге увидев тебя, Элли. Не волнуйся.
— Конечно. — Я осторожно киваю, Рафаэль посмеивается над моим притворным ответом.
— Вот увидишь.
Рафаэль
Она дрожит, когда мы спускаемся по лестнице. Элли чертовски мила, нервничая при встрече с Оливером. Она думает, что Оливер будет совсем не рад ее видеть.
Голос Розалиты наполняет холл, когда она радостно болтает с нашим сыном, и когда ее глаза встречаются с моими, я киваю помощнице, чтобы она ускользнула, оставив Оливера за завтраком.
Войдя в комнату, Элли замирает, поэтому, положив ладонь ей на спину, я осторожно подталкиваю ее перед собой, скрывая Хадсона из виду.
— Оливер, — зову я нашего сына, и он поднимает голову. Его глаза расширяются, затем он вскакивает со стула, чтобы добраться до Элли, и на его лице отражается чистое веселье.
— Ма-мама Эл, — кричит он, когда Элли наклоняется, чтобы подхватить его на руки. Она рыдает, когда сын цепляется за ее шею, и она только воет громче.
Господи, черт возьми, у меня болят уши.
Хадсон вздрагивает у меня на руках, и я прижимаю его ближе. Его маленькие ручки поднимаются, словно от шока, и впервые с момента встречи он открывает глаза и смотрит прямо на меня. Пока его мама и брат обнимают друг друга, я смотрю в глаза моего маленького человечка.