— Ты первый человек, ночующий в этой комнате.
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить улыбку.
— И обычно я не трахаю девушек, которые выглядят как малолетки, — продолжает он, я отшатываюсь от его вопиющих слов.
Я перебираю пуговицы на своей школьной блузке, чувствуя себя неполноценной по сравнению с женщинами, к которым он, должно быть, привык.
— Ты спишь со всеми своими нянями?
— Нет.
Он смотрит на меня, транслируя всем телом свою честность, что приносит мне уверенность, в которой я так отчаянно нуждаюсь.
— Я положил аванс на твой счет за работу няни.
Переминаясь с ноги на ногу, мне немного неловко принимать деньги, но ведь это работа.
Телефон Рафаэля звонит, разрывая напряжение между нами, он вытаскивает его из кармана куртки, сверкая пистолетом, припрятанным в штанах. Его вид должен был меня напугать, но я не боюсь.
— Мне нужно уйти. Оливер ждет тебя на кухне.
Я киваю, но мне кажется, что я соглашаюсь на нечто большее, чем просто на заботу об Оливере.
Такое ощущение, что я соглашаюсь стать его.
Рафаэль
Я смотрю на экран компьютера, завороженно глядя на Элли и сына за кухонным столом, и параллельно слушаю, как Кай сообщает мне о последней поставке на склад.
Она разговаривает с ним с чуждой мне нежностью, но то, как мой сын реагирует на нее… Я беспокоюсь о том, что он ослабнет от ее привязанности. Затем Оливер сияет зубастой ухмылкой, когда она указывает на его рисунок, одаривая его похвалой. Мое сердце замирает, его улыбка, такая редкая, когда я наблюдаю за ними вместе, это кажется важным событием. Мой сын наслаждается моментом, и кто может его винить?
Мои сотрудники постоянно говорят, что он не достигает поставленных целей, что ему не хватает когнитивных навыков, которыми он уже должен был овладеть. Поэтому, видя, как Элли предлагает ему внимание, в котором он явно нуждается, у меня возникает желание похитить девушку и заставить ее быть не только моей личной сексуальной рабыней, но и матерью моего сына.
Она — все, что он должен был иметь, все, чего заслуживает, и так или иначе я это получу.
Я провожу пальцем по губе, глубоко задумавшись. Затем она расстегивает еще одну пуговицу на своей школьной блузке, мысленно прошу ее наклониться вперед, и когда она это делает, я обнаруживаю, что наклоняюсь к компьютеру. Я осматриваю ее миниатюрное тело в поисках кусочка неуловимых сисек.
Они такие, какими я их представлял: маленькие, с нежными сосками? Или их размер больше, чем я ожидаю? Насколько темные у нее ареолы? Могу ли я поместить всю ее крошечную грудь в рот? Если я сдвину ее сиськи вместе, будет ли вообще какой-нибудь эффект?
Мой член упирается в боксеры. Он снова твердый, как гребаный камень, и тот факт, что ремень прижимается к голове, заставляет меня фантазировать о том, как я сорву его с талии и в ярости хлестну по ее заднице.
— Итак, час тридцать?
Я облизываю губы, представляя, как провожу языком по ее горлу, тому самому горлу, на которое она позволила мне напасть.
— Босс?
Блять, я очень твердый. После этого ее маленькие губы с такой нежностью обняли мой член, пока я гладил ее по волосам. В тот момент она нуждалась во мне так же, как и я в ней.
— Босс! — Кай вырывает меня из моих мыслей.
— Ага?
— Ты меня слышал? Посылка прибудет в два. Мы встретимся с охраной в половине второго?
— Ага.
— Что, черт возьми, на тебя нашло? — Он ворчит.
— Маленькая куколка. — Я ухмыляюсь, не сводя глаз с ее маленькой попки, подпрыгивающей вверх-вниз от того, что она хлопала, радуясь результатам Оливера.
— Господи. — Он громко выдыхает. — Хочешь, я организую тебе кого-нибудь для траха? — Я облизываю губы, обдумывая его предложение. Кай знает, какие женщины мне нравятся. И все же ни одна из них не удовлетворила бы меня, особенно когда я хочу, девочку, едва достигшую того возраста, когда ее можно считать женщиной.
— Она у меня прямо перед носом. — Я ухмыляюсь, зная, что он не видит моей улыбки.
— Ну, поторопись и трахни ее, чтобы ты мог вернуться в игру.
Я заканчиваю разговор, не желая выслушивать его опасения.
В чем-то он прав. Мне нужно ее трахнуть, помня об этом, я направляюсь на кухню.
Элли
Я узнаю заранее, когда он входит в кухню, потому что волосы у меня на затылке встают дыбом.
— Папа! — Оливер хватает нарисованную им картинку и с гордостью поднимает ее, чтобы показать отцу. Оливер — уменьшенная версия Рафаэля, более мягкая, и я хочу, чтобы он оставался таким. Его темные глаза сияют любовью, которой не хватает унылым глазам Рафаэля, а темные волосы пушистые на ощупь, контрастируют с аккуратно зачесанными назад волосами отца.
Рафаэль кладет руку мне на плечо, и его прикосновение обжигает, заставляя мою кожу гореть. Я смотрю на него, пока он рассматривает рисунок Оливера. Его глаза сузились, а нос слегка сморщился.
— Это собака, — шепчу я, и его рот приоткрывается, но он молчит. — Скажи ему, рисунок хорош. — подталкиваю его и, не раздумывая, целую татуированную руку. Его тело замирает, и я мгновенно сожалею об этом, быстро отводя взгляд.
Он, должно быть, думает, что я сильно привязалась к нему. Для него это был просто минет, как бы много это ни значило для меня.
Рафаэль прочищает горло.
— Это красиво, Оливер. У собаки есть имя?
Глаза Оливера загораются, а его улыбка становится шире, заставляя меня еще больше влюбиться в мини-Рафаэля.