Некоторое время тоннель оставался прямым, но вскоре по пути стали попадаться боковые ответвления. Финдейл, окруженный свечением, напоминающим лунное, свернул направо в узкий коридор, пробитый в толще горы так давно, что это событие стерлось даже из памяти камня. Коридор вел под уклоном вверх и был так низок, что Великанам приходилось пригибаться. Стены поблескивали, отражая свечение элохима. Линден пронизывало ощущение неопределенной угрозы. Ей казалось, что в тоннель, из которого они только что вышли, уже хлынула орда приспешников Фоула. Скоро спутники добрались до высокого грота, по всей видимости, служившего некогда мастерской, а когда пересекли его и вступили в широкий каменный коридор, ощущение опасности исчезло. Тоннели сменялись тоннелями: теперь они вели вниз. Линден не знала, как и чем руководствуется Обреченный, но чувствовала, что путь он выбирает верно. Возможно, элохим извлекал все необходимые сведения из самой горы, подобно тому как его сородичи умели прозревать происходящее во внешнем мире, глядя на склоны и пики окружавшей Элемеснеден Колючей Оправы. Линден ощущала, что он вел спутников лабиринтом пещер и проходов, что стали необитаемыми еще в незапамятные времена. Однако стены сохранили смутную память о юр-вайлах. Видимо, в прошлом здесь обитали отродья демондимов. Но они ушли давно и, вероятно, навеки. Здесь не было никаких признаков жизни, кроме дыхания самой горы, столь медленного, что самый факт его существования был недоступен обычному восприятию. И все же Линден чувствовала, что этот немыслимый, несравнимый ни с чем колосс в известном смысле живет, знает, что происходит в его недрах, и испытывает к происходящему отвращение. Гнев горы накапливался медленно, но камень дышал им, и рано или поздно ему предстояло вырваться наружу. Спустя века или даже тысячелетия придет грозный день очищения. Мощная фигура Первой почти заслоняла Финдейла, но Линден не требовалось света, чтобы чувствовать состояние Ковенанта. А он едва не терял сознание. Понимая, что сам он не замедлит шага, пока не сломается, Линден попросила Финдейла остановиться.
— Мы не выдержим такого темпа…
По правде сказать, у нее тоже дрожали от напряжения колени: усталость пульсировала в висках.
— …Нам необходимо отдохнуть.
Финдейл пожал плечами. Они находились в просторной пещере с грубыми, необработанными стенами, наполненной лишь спертым воздухом. Линден опасалась, как бы Ковенант не стал возражать, но этого не случилось. Не промолвив ни слова, он опустился на пол и устало прислонился к стене.
Красавчик со вздохом развязал свой узел. Спутники перекусили и подкрепились «глотком алмазов», оставив на будущее совсем немного. К добру ли, к худу, но Поиск близился к завершению.
Линден съела столько, сколько мог вместить желудок, но «глотка алмазов» отпила лишь чуть-чуть, так как не могла позволить себе впасть в дремоту.
Затем она сосредоточила свое внимание на Ковенанте.
Он слегка дрожал. Казалось, ни еда, ни даже «глоток алмазов» уже не могли подкрепить его, словно внутренне он истекал кровью. На Смотровой Площадке Кевина ему удалось исцелить рану в груди с помощью дикой магии. Но только здесь. Его тело, истекавшее кровью там, в лесу за Небесной Фермой, было неподвластно магии. А сейчас создавалось впечатление, будто жизнь покидает его вместе с кровью, вытекающей через ту, неисцеленную рану.
Он предупреждал, что это будет происходить.
Но других признаков ухода не было. На лице отсутствовали синяки и кровоподтеки, полученные Ковенантом, когда у него отняли Джоан. Зато имелась борода.
Линден цеплялась за эти мелочи, помогавшие ей убеждать себя в том, что час его смерти еще далек.
И тем сильнее был ее испуг, когда Ковенант неожиданно вытащил прихваченный из Ревелстоуна нож и попросил у Красавчика воды.
Смочив бороду, он приставил нож к горлу. Руки его дрожали. Он явно боялся, однако сознательно решил придать себе облик, в котором ему предстояло встретить смерть.
Линден с трудом сдержала желание выбранить его за этот акт самоотречения, недвусмысленно свидетельствующий о намерении уступить. Ковенант выглядел впавшим в отчаяние, и это было невыносимо. Но усугублять его горе упреками Линден не решалась и, пытаясь скрыть печаль, сказала:
— Ты знаешь, а ведь эта борода не так уж плоха. По правде сказать, она уже начала мне нравиться.
За ее словами крылась мольба.
Глаза Ковенанта были закрыты, словно он отчаянно боялся не удержать лезвие онемелыми пальцами и располосовать себе горло, но с каждым взмахом рука его становилась тверже.
— Знаешь, я сделал то же самое, когда был здесь в прошлый раз. Какой-то юр-вайл столкнул меня с обрыва. Я оказался в кромешной тьме и в полном одиночестве. Израненный так, что не мог даже кричать. И представь себе, бритье помогло мне собраться. Увидев меня со стороны, ты наверняка бы решила, будто я безумец, вздумавший перерезать себе горло от страха. Но это действительно помогает… — Каким-то образом ему удалось не порезаться. Лезвие оказалось острым, и щеки его стали безупречно гладкими. — …Потому что заменяет смелость.
Закончив, Ковенант засунул нож за пояс и взглянул на Линден так, будто точно знал, что она хотела сказать ему.
— Мне это не нравится, — промолвил он голосом столь же твердым, как его кольцо. — Но раз уж приходится рисковать, лучше выбирать опасность самому, а не подвергаться той, которой ты не сумел избежать.
Скрепя сердце Линден смолчала. Он побрился, но синяков на лице не было. А значит, оставалась надежда.
Со временем Ковенанту удалось несколько восстановить силы. Он нуждался в куда более продолжительном отдыхе, но едва почувствовал себя способным продолжить путь, тут же поднялся на ноги.
Первая не мешкая присоединилась к нему, однако Красавчик вопросительно взглянул на Линден, словно хотел получить подтверждение еще и от нее. Во взгляде Великана читалось, что, если она сочтет это необходимым, он придумает какой-нибудь способ отложить выступление и дать Ковенанту еще немного отдохнуть.
Но Линден ответила тем, что встала сама. «Ковенант еще очень слаб, но чем слабее он, тем легче будет удержать его», — подумала Линден и тут же устыдилась этой мысли. Побрившись, Ковенант продемонстрировал свое намерение умереть столь недвусмысленно, словно умышленно подтвердил правоту Кевина, но, тем не менее, он заслуживал лучшего. Не того, что пообещала она Расточителю Страны.
Финдейл в ореоле свечения молча двинулся вперед. Взвалив на спину торбу со своей долей скудных припасов, Первая обнажила меч. Красавчик последовал за ней, что-то бормоча под нос. Замыкал колонну по-прежнему безразличный ко всему Вейн.
Тоннели спускались все ниже и ниже, к самым корням Горы Грома; и по мере того как спутники погружались в мрачные глубины, вид подземных коридоров менялся. Они выглядели разбитыми, в стенах то и дело открывались зияющие проломы, откуда тянуло тревогой и холодным потом. Казалось, будто в непроглядной тьме раздаются тяжкие вздохи. Невидимые обитатели подземелий ускользали в свои норы. Из щелей в камне медленно сочилась вода, откуда-то донеслось — и тут же стихло — бульканье, словно что-то кипело.
Как истинный Великан, не боящийся камня и гор, Красавчик поднял булыжник размером с собственный кулак и швырнул его в один из проломов. Лишь через долгое время послышался удар упавшего камня. Эхо подхватило его и вторило, словно молот бил по наковальне.
Спуск был таким крутым, что у Линден от напряжения ныли и дрожали мелкой дрожью бедра.
А некоторое время спустя она услышала стук настоящих молотов. Спутники находились близ самого сердца пещерятника, рядом с мастерскими. После каждого удара по коже ее пробегали мурашки, но Финдейл не медлил. Он уверенно шел вперед, и вскоре грохот стих. Затем они прошли по тоннелю, наполненному нестерпимой вонью, словно он являлся вентиляционным каналам шахты, где добывали серу. Но и запах со временем рассеялся. Линден непроизвольно горбилась под огромным весом нависавшей над ней горы. Вокруг нее смыкались камень и мрак, а впереди маячил обманный свет Финдейла. Где-то наверху, за толщей Горы, подходил к концу день, а может быть, он уже закончился и ночь даровала Стране недолгий отдых от Солнечного Яда. Но тому, что наполняло катакомбы шорохом и стонами, было неведомо облегчение. Сам воздух казался холодным, истертым и мертвым, как могильный камень.