Всё здорово, говорил Кондрашов, всё просто отлично. Одно смущает: на Кавказе нет непокорённых вершин! Вот, взгляните, что написано в справочнике. На Эльбрус взошли в тысяча восемьсот семьдесят четвёртом, на Дыхтау — в восемьдесят восьмом, все значимые вершины Кавказа покорены ещё в девятнадцатом веке! Что же, будем морочить зрителям головы? Нет, так не годится. Давайте переносить действие на Памир! На Памире есть непокорённые пики! Что нам стоит остаться верными правде?
Компаньоны не хотели переносить действие на Памир. У них были свои соображения, не менее резонные. У них было больше опыта. И у них была смета, в которую Памир не умещался.
В итоге друзья рассорились. Кондрашов, не желавший вводить зрителя в заблуждение, отказался участвовать в халтуре и попросил коменданта переселить его в другую комнату.
А потом эта их дипломная работа — фильм «Вертикаль» — так выстрелила, что дипломники проснулись знаменитыми…
С ума сойти! — говорил я, одновременно пытаясь сообразить: да был ли, в принципе, у Кондрашова шанс учиться курсом младше Говорухина?.. разве в силу возраста не должен он был оказаться в институте лет на пять позже?.. И разве «Вертикаль» была дипломной работой?.. Точно я не помнил, но смутно брезжило, что это был, кажется, дебютный фильм… Обуревавшие меня сомнения я, как и во многих иных случаях, предпочитал оставить при себе: не подавал виду, что ресурсы доверчивости практически исчерпаны. — Вот ведь как! Из-за такой чепухи!..
Во-первых, не из-за чепухи, морщился Василий Степанович. Разве достоверность материала — чепуха? Совсем не чепуха! Но если достоверности нет и в помине, возникает вопрос: почему же тогда эта их туфта так славно покатила? Почему прославилась?.. Потому что на фабрике грёз всё позволено? Потому что никем не говорено, что золотые яблочки с яблони снимать можно, а вот груши со сливы — нельзя?.. Не знаете? Плечами пожимаете?.. А я вам скажу! Не поэтому всему, а потому что угадали они несказанно: взяли на роль Володю Высоцкого! А он возьми и присочини им четыре песни. Да какие!.. Он и сам, Володька-то, с этого фильма загремел на всю страну. Но…
Василий Степанович кратко задумывался, вздыхал и огорчённо махал рукой. Понимаете, Серёжа, говорил он, на вещи нужно прямо смотреть. Если кадр — дерьмо, так что ты за ним ни пой, он таким и останется. А вот если от его красоты, если от его совершенства кровь в жилах сворачивается, — так оно и дальше так будет безо всякого тебе, понимаешь, пения!..
О кино он рассказывал много — и всё это были рассказы о рутине тяжёлой производственной деятельности. Причём, в отличие от заводского производства, которое включает в себя несколько понятных звеньев: поставка сырья, выпуск продукции, сбыт, — в кинопроизводство, как скоро я понял, на равных правах входило всё, к чему оно могло иметь хотя бы самое отдалённое отношение.
Авансы, выплаты, тиражи, дрязги, декорации, материалы, транспорт, жильё, хлопоты, рецензии, пьющие журналисты, пьющие директора, безмозглые актрисы, надутые актёры, пьющие актёры, глупые актёры, жадные актёры, новые выплаты и новые дрязги, тупой зритель, идиотский худсовет, недобросовестная возня вокруг количества копий, завышенные расценки на одно, заниженные расценки на другое, жульничество начальства, ошибки бухгалтерии, неправедный суд, условный срок, чудовищный приговор, любимчики, завистники, злопыхатели, враги, — и далее, и далее… И какое слово, пусть самое гадкое и грязное, ни произнеси, Василий Степанович скажет: вот-вот, Серёжа, именно! — и тут же найдёт ему место в иерархии своей прошлой кинодеятельности.
Редкими жемчугами и бриллиантами высверкивали смешные, милые байки.
Когда после «Молдовы-фильма» он отработал ассистентом на одной картине, а потом не знал куда податься, ему неожиданно повезло: его взял к себе Григорадзе.
Назвав фамилию, Кондрашов посмотрел на меня вопросительно, поняв же, что она мне ничего не сказала, тут же пристыдил: как можно, Серёжа, дорогой! Такого не знать!
И стал рассказывать о Григорадзе: о его скрупулёзности, о профессиональной въедливости, о неукротимом желании вникнуть в каждую мелочь.
Например, если двести экспертов скажут, что брито, если сто помощников повторят то же самое, если все вокруг будут уговаривать не тратить времени на пустяки, а скорее пускать в ход камеру, так нет же: он сам для начала удостоверится, что именно брито, а не стрижено.
А почему?
Характер такой, предполагал я.
Характер — конечно, соглашался Василий Степанович, тут без характера никуда. Но главное же в другом. Опытный знает: один скажет, что брито, все повторят как попугаи — конечно же брито, не стоит сомневаться!.. Ладно, отсняли… потом плёнку проявили — а оно стрижено!