Насос с гудением гнал бензин. Когда киргиз завинчивал крышку бака, Никанор снова взглянул. Парень пропал, водитель топтался у компрессора.
Он сел за руль, неспешно вырулил на шоссе.
Как он и ожидал, серая кореянка скоро показалась в зеркале заднего вида. Помедлила она ровно столько, сколько требуется, чтобы не внушить подозрений.
Он приметил её ещё в Ерёмине, где тормознул у киоска взять воды.
Неприметная такая, серенькая. Корейская, да. От Ерёмина присматривался. Она то немного отстанет, тогда между ними окажется ещё три или четыре машины. Потом глядишь — снова через одну, а то и прямо на хвосте.
На заправке всё стало окончательно ясно.
Ему не хотелось думать о плохом, он невольно искал хорошие объяснения.
Во-первых, поток сам по себе так устроен. Вереница, все друг за другом. Сзади всегда кто-нибудь есть. Нормальные соблюдают дистанцию. Психи чуть не тычутся в бампер. Кто знает, почему так липнет. Может, следит. А может, у него самого паранойя. Пока непонятно.
Тот, за кем ты сам плетёшься, тоже может подумать, что за ним следят. А на самом деле просто некуда деваться. Ну правда, куда? Он бы и рад взлететь. Махнуть километров на восемь, миновать пробку. Чому я не сокол, чому не летаю. Или как там. Чому ты мне, господи, крыльцев не дал.
А заправка — ну что заправка. Кто его знает. Может, повело его как раз перед заправкой, он и решил, что колесо спущено. Заехал подкачать. Всё в жизни так. У того жемчуг мелкий, у этого суп жидкий. У одного бензин кончается, у другого колесо не в порядке. Типа в каждой избушке свои погремушки. Типа все одинаково несчастны.
Если бы.
И что теперь делать?
Первая острота пропала, как проходит всякая острота. Вопрос не пламенел, а тускло маячил, но ответа и теперь не было. Он не знал, что делать. Как всякий, кто не знает, что делать, он делал то же, что и прежде.
Проехали ещё километров пять.
И в Глазкове серая кореянка вдруг раз — и съехала направо.
Никанор глазам своим не поверил.
Но так и было, именно так: взяла — и срулила.
Он перевёл дух.
Через пару километров сам свернул, остановился у магазина. Вышел из машины, постоял. Вроде как надо ему. Он просто копошится. Мало ли что там в багажнике.
Если правда слежка, серенькая не просто так исчезла. Она уступила пост напарнику.
Автобус рейсовый проехал. Потом грузовик.
Минуты три тишина.
Семейная битком — дети друг на друге сидят. С детьми на такое дело не ходят… Потом долго никого. Потом опять грузовик. Ещё один. Ещё один. Все порожние. Куда их несёт?.. Ладно. Зашёл в магазин, взял сигарет, вернулся, неспешно закурил.
Стало быть, не слежка. Стало быть, паранойя.
Проклятая мнительность. Зачем? Просто глупость. Как будто можно что-то переделать. Что-то изменить. Переиграть. Нет. Нельзя. Фарш невозможно прокрутить назад. Ни фарш, ни время.
Маячит вопреки здравому смыслу. Нет-нет да и всплывёт.
Сколько лет прошло. Десять?.. скоро одиннадцать.
Гвоздём сидит в голове. Давно пора забыть. А всё наоборот. Несколько лет вообще не помнил. А потом — пых! И со временем всё ярче. Словно накал в лампочке прибавляется. Уже и так глаза режет. А оно пуще. Пока не сгорит к чёрту, что ли?
Почему пыхнуло это крепко-накрепко забытое? Зачем? Какой смысл? Ну правда. Ведь сколько лет не вспоминал. И почему именно тем вечером пыхнуло? Нет ответа. Непонятно. Ничто ни к чему не имеет никакого отношения.
Они с Карачаем сидели в «Белом лосе». Отличный был повод: вывели последние облигации, вывели быстро, в два дня. Никто ничего не понял, никто не чухнулся, а они уже отбили черту. И были готовы скипнуть. Другими словами, удалиться со сцены. Им нечего было больше ловить на этой сцене. Да и оставаться на ней было очень небезопасно.
То есть всё хорошо закончилось. Даже отлично. Самое время радоваться. Миг победы. Ведь тут как: миг пройдёт — и не будет той остроты. А он ещё не прошёл, ещё длился. Вот они и радовались.
Ещё почему всегда так радостно. Потому что, когда начинаешь, не веришь толком, что сможешь завершить. Сам, сам не веришь! А уж если сказать кому, он только пальцем у виска покрутит. Господи, миллион причин, чтобы кончилось плохо. И ни одной, чтобы кончилось хорошо.
Но говорить кому-нибудь толку нет. Ну, покрутит он, и что. Да и нельзя о таком никому сказать. Приходится всё в одиночку. Выдумывать причины, по которым дело может прийти к благополучному завершению, — тоже в одиночку.
И ведь находятся эти причины. Даже удивительно. Сидишь, мозгами раскидываешь. И вдруг они как полезут! Вот одна. Вот вторая. Вот они, вот!..