Выбрать главу

У него приметная машина. И номер приметный. Охранники его знают.  Кто сегодня? Шлагбаум поднимается.

Никанор мог бы проехать. Но он не проезжает, он опускает стекло. А страж врат мог бы не выходить из будки. Однако страж врат всё же её покидает. Шагает к машине. Улыбается, поднося руку к козырьку своего форменного кепи. Серое кепи на армейский манер.

— Виктору Петровичу! — широко улыбаясь, говорит он.

Никанор здесь Виктор Петрович.

— Валентину Прохоровичу! — отвечает Никанор. — Как драгоценное?

— Вашими молитвами, — кивает Валентин Прохорович. — Пока держимся.

— Отлично, — ответно кивает Никанор. — Ну вот, чтоб и дальше не шаталось…

Он протягивает две пачки «Явы». Валентин Прохорович курит исключительно «Яву». Что тут сказать. Бывают и более причудливые предпочтения.

— О! — восклицает Валентин Прохорович, разглядывая сигареты, словно впервые такие видит. — Спасибо!

— Ну или для поправки, если уже пошатнулось…

— Да пока вроде…

— Ладно. Здоровья, Валентин Прохорович.

— И вам не хворать, Виктор Петрович.

Улыбаясь и одновременно хмурясь, Валентин Прохорович по-заячьи поднимает руку: типа можете на меня положиться.

Никанор ответно выставляет в окно сжатый кулак: типа но пасаран.

 

* * *

Он возвращался со встречи с Кирилловым. Потрепались на славу. Но зря он надеялся, что сможет перехватить у Кириллова серьёзных денег.

Он знал его по университету. Кириллов занимался классным делом: поставлял оборудование on-line контроля количества топлива в баках грузовиков. Золотое дно, конечно. Никанор тоже мог бы чем-нибудь в таком роде заниматься… ну что ж.

А Кириллову нравится. С таким воодушевлением толкует о своих поплавках, прямо не заткнуть.

А бабок нет. То есть к тому в итоге свелось. Типа и расширение прибыль жрёт, и куда ни сунься, всё кусается. И взятки. И на выборы ему намекают. И на месте он сидеть не может, ему масштаб подавай.

Никанор пошутил: похоже, дескать, Кириллов хочет, чтобы в баке каждого без изъятий грузовика, что колесит по матушке России, болтался именно его поплавок, — так Кириллов даже не улыбнулся. Даже, наоборот, нахмурился. Такие вот мы несчастные. С претензией на мировое господство.

В итоге кончилось пятнашкой. Просто смешно. Он рассчитывал на сотню. Сотня закрыла бы все дыры и позволила спокойно довести дело до конца. И он не просто так христарадничал. Двадцать процентов за полгода, неплохо ведь. Да, говорит, неплохо. Хорошие условия. Пятнашку могу. И то потому, что ты просишь. Другому бы не дал.

Вот так. Вот и он мог бы таким макаром. Бейся всю жизнь за копейку. Возись с утра до ночи с дурацкими счётчиками. Делай добро людям. Чтобы они дистанционно знали, сколько там их горючки в баках плещется.

Ладно. С паршивой овцы…

На всю операцию он зарядил сто пятьдесят кусков. Процесс затянулся, деньги истаивали быстрее, чем он рассчитывал.

Надо к кому-то ещё. К кому?

Завяз. Вечная история. Человек предполагает, а Бог располагает. Сколько ни учит жизнь, сколько ни тычет носом в дерьмо, а как ввязываешься заново в серьёзный бой и, если сразу башку не снесли, доползаешь до конца, так и понимаешь, что уровень начального оптимизма был избыточным.

Вот он — русский характер.

Главное — он не ожидал, что старик будет так мелочиться.

Прямо странно. Просто несолидно. Сказать кому — не поверит.

Всегда по прошествии времени начинает казаться, что надо было браться  за что-то другое. Типа тут вон чего, вон какая фигня, того и гляди всё рухнет.  А там были бы молочные реки в кисельных берегах. Типа, может, ещё не поздно бросить это неудалое дело. Оно оказалось неблагодарным. Ну его. Бросить и начать новое — не простое, а золотое.

Ага. Прямо тут оно всё под ногами валяется. Как же.

Всюду так. Пока накнокаешь человечка… да скумекаешь самое трудное. Сообразишь, как подобраться. Чтобы невзначай. Чтобы ни тени подозрений… Сколько раз бывало — видит око да зуб неймёт: не подлезть.

Из ста забросов один притащит что-нибудь, кроме водорослей. Если шевелится, то всё какие-то нелепые твари. Никчёмные существа: ни рыба ни мясо. Но даже выбирая из наиболее аппетитных: если один из десяти сыграет — великая удача.

Одновременно со стариком он присматривался ещё к троим.

Привлекательнее прочих была вдова композитора с Николиной горы: богатая, жадная, стреляная… Если б не сын, он бы взялся всерьёз. Но этот её чёртов сын портил всю малину. Во всё лез, болван, ничего ни в чём не понимая. Появлялся в самый неподходящий момент… а мать есть мать, тут хоть застрелись.