Но, возможно, стремясь ещё, ещё больше поразить оказавшуюся в его владении знаменитую молодую красавицу, ради него бросившую серьёзного мужа и годовалого ребёнка, он вёл себя совершенно по-мальчишески. И всё жал и жал на акселератор. И петлял, и финтил, и скрипел резиной на поворотах, показывая, как он может. И вот так может, и вот так, а ещё вот так.
И покровительственно и великодушно смеялся, когда Верка в приятном испуге умоляла его больше не лихачить.
А может быть, всё было совсем не так. Может быть, как раз тогда она нашла время сказать, что их роман завершён. Что она ему благодарна, но хорошенького понемножку: её сердце не может вынести разлуки с дочерью. И это, возможно, дико его взбесило.
Так или иначе, актёр превысил скорость и, как принято формулировать, не справился с управлением. В итоге новенький автомобиль марки «Жигули» седьмой модели на перекрёстке въехал под панелевоз. И оба они погибли на месте.
Василиса Васильевна смотрела на меня с тихим вопрошанием во взгляде — как мне такое?
Я отвечал: да, мол. Дескать, ничего себе!..
Разговор ложился то на один галс, то на другой, поворачивал к ветру жизни то одним, то другим боком. Никакой цели наш разговор не преследовал. У меня никакой цели не было — какая у меня могла быть цель, я уже всё узнал. У Василисы Васильевны если и была, то сводилась всего лишь к тому, чтобы продлить наши посиделки: что ей было делать одной в пустом доме, когда я соберусь назад в Москву?
— Да и характер-то у неё, — снова вздыхала Василиса Васильевна о Лилиане. — Очень она порывистая. Теперь-то что говорить… Господи, мне ведь её даже больше вас, Серёжа, жалко. Дура она и есть дура. — Она взглянула на меня и спросила: — Ничего, что я так-то?
Я пожал плечами.
— Что ж вы хотите — росла без матери… Отец баловал. Вот и добаловался — дочка всё наотмашь. Дня за три буквально, за четыре до всего… здесь она ночевала. К завтраку выходит — и таким голосом, будто я ей худший враг на этом свете: что ж ты, Вася, никак запомнить не можешь! Кофе снова не из той банки!.. Всем в мире известно, что утром она пьёт не колумбийский «медельин», что в зелёной, а венесуэльский «маракайбо», который в красной! И только я, дескать, старая идиотка, никак разницы не пойму: толкусь тут почитай тридцать лет, а всё как горох об стену!.. Нормальные люди должны простые вещи понимать, а кто не понимает, тот и жизни не достоин!
И Василиса Васильевна в сердцах брякнула ложечкой о блюдце.
И ещё много о чём мы толковали — и совсем не по одному разу, потому что, когда такое случается, сколько ни повтори одно и то же, а оно никак не уляжется. Для этого нужно хоть какое-то время — неделя, месяц… и то потом вздрогнешь: да не может же, не может такого быть!
— А потом-то что, — вздохнула Василиса Васильевна, начиная новый круг. — Днём он ему передал положенное… в городе это было, в банке, я его в машине ждала. Часа полтора просидела. Наконец выходит. Тот его провожает. Ещё и на крыльце ручкались. Садится в машину: довольный такой, прямо светится весь. Поехали, говорит. Ох, Вася, говорит, дорогая ты моя, наконец-то, гора с плеч! Отлегло, говорит. Дело в шляпе, через неделю окончательную черту подведём, вот тогда-то и заживём спокойно!..
Я ещё удивлялась про себя — что, думаю, так уж от него отлегло? Я бы с ума сошла, если б такие деньжищи кому отдала… Если бы и вправду всё добром кончилось, как обещалось, если бы и впрямь забогатела несметно, всё равно бы в промежутке от ужаса умерла!.. А он и правда…
Ладно, приехали домой… Вечером на радостях Вася выпил лишнего, разговорился. Пора, дескать, нам с тобой по-настоящему жить начинать. А то что ж это, всю жизнь как собака у будки, всю жизнь два пишем три в уме. Баста! Мы с тобой на Мальдивы поедем! В кругосветный круиз отправимся! Машину новую возьмём! Будешь новую машину водить?.. Ну а мне куда деваться… новую так новую, что новую не водить, хоть я и к старой привыкла… машина есть машина, буду, говорю.
Она невесело усмехнулась.
— Часов в десять что-то важное вспомнил, встрепенулся… у него ж Александр, почитай, полгода светом в окошке был, как какой вопрос — сразу к нему советоваться. Необязательно насчёт денег, они с ним и душевно сошлись, всякий бы сказал… Всегда он мог Василию Степановичу что-то дельное посоветовать, какие-нибудь сомнения развеять, подсказать… Вот и решил позвонить. Что не позвонить, если душа в душу… вот и позвонил, — а тот пропал со всех радаров.
Она взглянула на меня и пояснила, хотя я и без того понял:
— Василий Степанович так выразился: пропал, говорит, со всех радаров. Вроде шутка такая… да скоро стало не до шуток. У Василия Степановича три его номера было. У всех, кто деньгами занимается, много телефонов. Дел у них невпроворот, без конца трезвонят друг другу, Вася мне давно объяснял. Ещё жаловался: невозможно, говорит, спокойно толковать с этими финансистами, то у него один мобильник запиликает, то другой. Хорошо ещё долгих разговоров не бывает: молвит два слова буквально, берём там или не берём, продаём или не продаём, по-деловому… видно, что дела их на части рвут, ни минуты не стоят, прямо бешеные кони, — бросил слово кому-то и снова к тебе: слушаю, мол, внимательно, о чём бишь мы тут. Ну и что? Он-то слушает, а у меня мысль ускакала, так Вася говорил… прямо, дескать, зла не хватает с этими финансистами разговаривать!..