Как именно, да: как именно.
Как именно — меня ведь с той первой секунды только это и волновало. Окружающее сразу подёрнула рябь странной сосредоточенности, я толком ни на что не обращал внимания.
Статная женщина говорила звучно и торжественно, широкая красная лента царственно пересекала её серебряное платье с правого плеча до талии. Я что-то подписывал, по окончании процедуры хлопали бутылки. Потом недолго ехали, летел снег. Надвинулся Петровский путевой дворец, и мы влились в охват его красно-белой подковы. На пятки нашей процессии почти наступала следующая — они уже высаживались из пяти или шести джипов, а мы ещё проходили между пузатыми колоннами.
В зале «Карамзин» разливалась скрипично-виолончельная нега. Через часок взялись за дело увеселения по-настоящему. Гром прерывался лишь на то, чтобы наёмный устроитель-тамада проревел в микрофон очередное заученное. Кто-то оставался за столом, кто-то топтался на танцевальном пространстве. Александр поднялся, сказав что-то Лене, она рассмеялась.
В этот-то миг меня и охватило это нелепое желание. Идиотское, деструктивное.
Пойти за ним, нагнать у двери, войти следом. Он двинется к писсуарам, я встану рядом.
И секунд через пять спрошу невзначай, даже, может быть, не поворачивая головы: «А что, Шура, он же Александр, ты меня не узнаёшь?»
Ничего такого я не предпринял. Но вообразил в мельчайших деталях, как бы это могло быть…
Когда в половине четвёртого он появится из дверей, я кратко посигналю и распахну пассажирскую дверцу.
Он увидит. Это будет вполне естественно. Всего двадцать метров. Не встречаться же нам посреди лужи. На дворе плюс шесть, почему бы и не пройти двадцать метров.
Кроме того, у меня в руке самописка. Не знаю, разглядит ли он её с такого расстояния, всё-таки двадцать метров. Я нарочно выбрал блестящую, хромированную, должен заметить. Она покажется ему продолжением начатого. Добавочным подтверждением. Хотя он и так ничего не подозревает. Но кашу маслом не испортишь.
Я же хочу подарить ему книжку. Вот и самописка — чтобы подписать. Мне приятно это сделать. Он не первый встречный. Он лицо значительное, у него офис на двадцать седьмом этаже башни «Империя».
Я посмотрел на часы. Пятнадцать тридцать четыре.
Плюс-минус.
Глупо было мне рассчитывать на везение.
Но я всё-таки рассчитывал на везение. А о том, что будет, если мне всё же не повезёт, я не думал.
Даже странно. Я понимал, что не смогу выйти сухим из воды. Это было бы чудо, а чудес не бывает. Тем более при современном развитии криминалистики.
Но всё это было словно за горизонтом. Линия горизонта — что за ней? Никто не знает. Может, там море. А может, горы. Что о них без толку думать?
Да. Так вот.
Двери закрыты, стёкла подняты. Салон автомобиля сравнительно звукоизолирован. Следовательно, велики шансы, что выстрела никто не услышит.
А если услышит, не поймёт в чём дело. Мало ли что там хлопнуло. Кирпич упал. Дверь закрылась с треском. Жердь уронили. Какая жердь?.. тут нет никаких жердей. Но город всегда чрезвычайно шумен. То и дело что-нибудь лязгает. То там, то здесь. Ба-бах, ба-бах. Отголоски. С набережных вечный гул. Как грузовики пойдут, святых выноси. Между башнями свистит ветер. В двух шагах выход из метро.
Кроме того, если бы повторялось, тогда да: насторожился, голову вскинул, ухо преклонил. А если треснуло и всё, то непонятно. Мудрено ли ослышаться.
Одного раза вполне хватит. Я проверял на досках. Сантиметровую насквозь. И даже не совсем в упор.
Дальше сложнее.
Хорошо бы и этого никто не заметил. Шансы, что кто-нибудь именно в эти секунды будет пялиться из окна, невелики. Тем более что три нижних этажа, судя по окнам, служебные. Буфеты какие-нибудь. Вёдра-швабры. А чем выше, тем круче угол зрения, труднее увидеть происходящее в салоне. Но почему бы, например, скучающей уборщице всё-таки не глянуть. Машина в двадцати метрах от стены. Двадцать метров вверх — примерно, скажем, шестой этаж. С шестого этажа — угол в сорок пять градусов.
Примерно сорок пять. Значит, даже с шестого что-то ещё можно увидеть.
Но сразу после выстрела он как минимум будет без сознания, и я повалю его на бок. Новая позиция: полулёжа и наполовину провалившись на пол. Вдобавок стёкла задних дверей тонированы.
Кровь будет течь на коврик. Конечно, неизвестно, сколько её сразу окажется на торпеде. На заднем сиденье два рулона бумажных полотенец, две литровые бутылки воды. Вода без газа. Я отъеду на двести метров, где глухая стена ресторана. Там запрещена стоянка, как везде здесь, но чтобы привести салон в порядок, нужно три минуты. Меньше пяти. Я не нарушу никаких правил.