— Доброе утро, — коротко сказала я. — Прекрасный день, не правда ли?
Руперт взглянул в окно:
— Снег идет. — Он вернулся к газете.
Главным заголовком на первой странице было: «Вальдо Бинг невиновен». Под ним фотография папы в роли Шейлока, сделанная несколько лет назад. В этом гриме и с бородой он действительно был похож на убийцу. Не в силах сдержать любопытство, я села рядом с Рупертом и, вывернув голову под невероятным углом, заглянула в статью. Мелкими буквами под заголовком было напечатано: «Триумф детективного расследования». Я почувствовала приятную гордость за инспектора Фоя. Я уперлась подбородком в стол, чтобы прочитать дальше: «Лондонский театральный мир пребывал в большом беспокойстве с ноября, когда один из знаменитых актеров, исполнитель многих ролей в шекспировских трагедиях, сэр Бэзил Уинтергрин…» Складка на странице мешала мне читать дальше. Я осторожно расправила ее пальцем. Руперт опустил газету. Он выглядел рассерженным:
— Не делай этого!
Тут вошел отец с Корделией, висящей у него на локте. Он выглядел бледным и уставшим. Однако подмигнул мне и потрепал по плечу Руперта. Тот что-то промычал в ответ. Корделия пододвинула папе кресло, смахнула невидимые пылинки и расправила салфетку у него на коленях. Потом она подбежала к буфету, чтобы огласить меню. И устроила жуткий шум, звеня крышками, роняя ложки, ошпарившись горячим кофе и громко жалуясь. Я заметила, что Руперт закрыл глаза и глубоко вздохнул. Корделия уселась рядом с папой и, пока он ел, распевала приветственные гимны, стуча в такт ложкой по столу. Руперт бросил газету и вышел из комнаты.
— Странную фотографию они выбрали. Ты совсем не похож на себя. — Я показала ему газету. — У тебя тут фальшивый нос!
Отец рассмеялся, отказавшись читать статью.
— Я не думаю, что готов к образу Вальдо Безвинного. Уже привык к Вальдо Мяснику!
Корделия старалась не смотреть в мою сторону. Она была зла на меня за то, что я лишила ее возможности сыграть роль Роберты из «Железнодорожных детей», чей отец также был невинно осужден. Если бы я была правильной сестрой, то устроила бы все так, чтобы она могла кинуться к нему на шею с криком: «Папочка! О мой папочка!» — на глазах у всех домочадцев. Вместо этого я послала ее к нему в комнату, чтобы они встретились наедине. И дарованная небом возможность была навеки упущена.
Порции не было в ее комнате, и не было похоже, что она там ночевала.
— О! Погляди! — Мой взгляд упал на другую заметку на той же странице. — Как интересно! Фотография Руперта! Послушайте! «Дом английской оперы вчера сообщил, что Руперт Вувспурджес…» Они переврали его фамилию! «…был избран новым артдиректором. Ему тридцать два года, и он стал самым молодым человеком, занявшим это почетное место, за всю историю компании. Он занял место Тристрама Лоба, который недавно подал в отставку…» Вот это да! Вот темная лошадка! Пап, ты знал об этом?
— Он не сказал ни слова. Я даже не представлял, что такое возможно. Наверное, я совсем отстал от жизни. — Он улыбнулся. — Я рад за него. Он вытащил счастливый билет.
Я уже не в первый раз заметила, что улыбка отца стала какой-то кривой, словно он уже не мог от всего сердца радоваться чему-либо.
— Вальдо! — В гостиную вошел Арчи, выглядевший поразительно в куртке из кротового меха с бархатными лацканами и манжетами. — Руперт поведал мне радостное известие! Я очень рад, что ты больше не узник. А волосы! — Он изучил голову отца со всех сторон и нахмурился: — Шикарно! Действительно поседел в одну ночь, как Мария-Антуанетта! Дорогой мой, это так романтично!
— Тебе не кажется, что я выгляжу из-за этого… старым? Я подумывал о том, чтобы их покрасить.
— Ни в коем случае! Это придает тебе этакий брутальный шарм. Женщины будут падать к твоим ногам. А мужчины… — Арчи поднял брови и втянул щеки.
Отец передернул плечами.
Откровенно говоря, я всегда считала, что Арчи и Руперт являются идеальной парой для восстановления чьего-либо спокойствия. Они представляли собой удивительное сочетание скрытой доброты и внешней насмешливой жесткости. Я вспомнила почти с сожалением, что это наш последний день в Пай-Плейс. Завтра мы возвращаемся в Лондон, чтобы налаживать жизнь по-новому. Я спрашивала себя: почему эта перспектива меня не слишком радует? Дорогой папа опять займет свое центральное место в семье. Это было так удивительно, что я не могла думать об этом без слез. Только ничего уже не будет таким же, как раньше. Все мы необратимо изменились.
— Смотри, Арчи! — Я протянула ему газету и показала на фото Руперта. Арчи взял ее и прочел.