— Да, — сказала Сьюк, когда мы шли, радостно вдыхая морозный воздух, к выгону, чтобы выбросить содержимое ведра, — могу поспорить, эта кухня видала кое-что на своем веку. Если бы только камни умели говорить!
— Как чудесно было бы хоть на несколько часов попасть в прошлое. — Я была рада тому, что наконец-то у нас со Сьюк нашлось что-то общее. — Только представь себе разговоры за чашечкой чая, которые велись у этого очага, — секреты, шутки, споры, любовные встречи, может быть, даже клятвы…
— У них не было времени на все это, каждая минута была занята приготовлением пищи для хозяев. Что касается чая — он был слишком дорог, и хозяйка дома хранила его в закрытой чайнице для своего личного пользования. Слуги довольствовались разбавленным пивом.
— Да, конечно, ты права. Я не подумала.
— Работа была тяжелой, и время тянулось медленно. — Сьюк вернулась к своему обычному лекторскому тону. — Девочки с двенадцати лет в промерзшей моечной оттирали песком посуду, пока не стирали в кровь пальцы, и плакали от усталости. А мальчиков посылали чистить дымоход, и бывало, что они застревали и погибали там.
— О дорогая! Как это все печально! Но ведь сейчас все по-другому.
— Хэрриет! Я удивляюсь иногда, неужели ты совсем ничего не понимаешь?!
— Что? Я… — И обнаружила вдруг, что Сьюк рядом нет, — она быстро удалялась.
К счастью, остальные шутки Аннабель не имели тяжелых последствий.
Громкое прибытие вертолета заставило несколько встрепанных Джонно и Порцию покинуть свое любовное гнездышко и спуститься вниз. Я объяснила им, что произошло, и несколько позже мы втроем отправились выяснять, как Аннабель сумела проделать трюк с портретом. В соседней с нашей комнате, где раньше помещался епископ, мы обнаружили стенку, идентичную задней стенке нашего шкафа.
— Ха! — Джонно приподнял плоскую деревяшку, висевшую на стене, и повернул ее. На обратной стороне было зеркало — наше зеркало. Оно прикрывало отверстие в панели. — Теперь понятно, как моя гадкая маленькая сестренка сделала это. Это шкаф для напудривания. В те времена, когда люди носили напудренные парики, они просовывали головы через эту дырку, и горничные или камердинеры посыпали их чем-нибудь вроде толченого фиалкового корня или мускатного ореха — так, чтобы одежда оставалась чистой. Своеобразная вещь, не правда ли?
— Должно быть, Мэтти закрыла дыру зеркалом, чтобы не вводить епископа в искушение подглядывать за вами, — предположила Порция.
Я с трудом могла поверить, что меня так легко провели.
— Значит, Аннабель заменила зеркало портретом старины Гэлли, а затем поскреблась в панель, чтобы привлечь внимание Корделии. К сожалению, не знала, что Корделия спит как сурок. Да, но на нем была кровь.
Когда мы изучили портрет в галерее при свете факела, то нашли капли красной краски, прилипшие к раме около воротника.
— Надо отдать должное Аннабель. Она очень изобретательна, — заметила Порция. — В этой семье каждый чем-то замечателен.
Неожиданно обнаружив, что я здесь лишняя, я ретировалась в свою комнату, прежде чем они продолжили обсуждение данного вопроса.
Несмотря на нытье Корделии, я не открывала письма Макса до тех пор, пока она не легла спать. Убедившись, что она заснула, я устроилась в кресле у камина и вскрыла конверт. «Моя любимая Хэрриет», — так начиналось письмо.
Я бросила письмо в огонь. Все кончено. Макс был моим третьим любовником за четыре года. Но только с Доджем у нас было что-то, что можно назвать настоящим чувством, слиянием не только телесным, но и духовным. Кроме того, что у него несчастная жена, я ничего не знала о Максе. Он очаровал меня, одновременно бесстыдно и утонченно, и мое естество не устояло перед таким напором. Как-то не везет мне с мужчинами. Может, во мне самой что-то не так?
Огонь постепенно гас, а я так и не пришла ни к какому заключению. Я взяла косметичку и полотенце и решила попытать счастья в ванной. Вдруг там никого нет? Когда я шла по длинной галерее, все еще поглощенная мыслями о странностях сексуального влечения, то заметила краем глаза, что опять что-то не так. Я обернулась. Цепь лежала рядом с витриной. Рука старины Гэлли опять пропала.
— О черт! — произнесла я громко, чтобы приободрить себя. — Кто-то опять играет в эти глупые игры.
Я прошлась туда-сюда по галерее. Свет казался дрожащим и тусклым. Возможно, с генератором опять проблемы. Ветер стих, и можно было расслышать шум водопада. Я отправилась в ванную. Мне почудилось какое-то движение слева. Я опять повернулась, но это был всего лишь гобелен, шевельнувшийся на сквозняке. Я улыбнулась. Не под дамся больше ни на чьи глупые шутки. Дверь ванной была уже близко, и я ускорила шаги.