Такое количество неприятностей оказалось мне не под силу. Казалось, я потеряла всякую способность переживать и страдать, и даже мысль о том, что я безгранично несчастна, уже не так ранила меня.
Дирк, прибежав в мою комнату, запрыгнул на постель и улегся рядом с Марком-Антонием, положив голову на мою пижаму. Но я так и продолжала сидеть, глядя в окно невидящими глазами. Мария-Альба принесла мне завтрак, я взяла у нее поднос, чтобы она могла отдышаться, — ей нелегко было взбираться по лестнице в мою каморку под крышей.
— Я ждала, ждала, а ты не спускаешься. Знаю, тебе иногда хочется посидеть в одиночестве. Может, оно и правильно. Офелия is in cattivissimo итоге, eccome! (в самом скверном настроении!) Надулась так, что к ней не подступишься.
— Это я ее разозлила.
— Чепуха! — Мария-Альба тяжело опустилась на кровать, Марк-Антоний проворно отодвинулся на другой край, подобрав под себя лапы, но Дирк даже не пошевелился, только лениво облизнувшись. — Она, как любая женщина, боится, что ее бросят. А уж такая женщина, как она, Бог мой, и вовсе этого не переживет.
— Мне давно пора смириться, что в семье все против меня… — Голос мой дрожал, и я чувствовала, что вот-вот заплачу.
— Ну, ну, Хэрриет! — Она взяла меня за руку, погладила мою ладонь большим желтым пальцем. — Все будет хорошо. Сейчас у нас много проблем, но это скоро пройдет.
— Дело не только в Броне и Офелии. Банк больше не дает кредитов. У нас почти нет денег. И Порция пропала, неизвестно — что с ней. Что, если этот проклятый газетчик написал правду? Я имею в виду, что она могла, сама того не подозревая, познакомиться с каким-нибудь бандитом.
Я разрыдалась, прижавшись к груди Марии-Альбы, как всегда случалось со мной в детстве.
— Бедняжка моя, ты устала, поешь вкусный завтрак, который принесла Мария-Альба. Тебе станет лучше.
Я не могла отказаться от еды, хотя и не чувствовала себя голодной, но Мария-Альба ужасно обиделась бы, если бы я не попробовала ее бифштекс и пирог с грибами. Она до сих пор считала меня ребенком, которого можно развеселить и успокоить вкусным угощением.
— Мы будем экономить на всем, — прошептала я, вытирая слезы салфеткой, — никой новой одежды, поездок на такси, пока папу не освободят.
— О чем вы думаете? — мрачно глядя на нас исподлобья, спросил Брон. — Вас что угодно интересует, кроме меня. Мне уже двадцать шесть, а у меня нет и десятой доли славы, которая уже была в этом возрасте у Наполеона.
Брон надел элегантное черное пальто с меховым воротником.
— Замечательно! — оживленно воскликнула Офелия, разглядывая мех. — Очень похоже на норку.
— Это и есть норка.
— Не может быть! И сколько она стоит?
— Ровно пятьдесят фунтов. Можно было достать и подешевле, но мой магазин закрылся, пришлось купить в другом месте — в рассрочку.
Я ушам своим не могла поверить — непонятно было, откуда Брон взял деньги. Я тут же вспомнила о разговоре с Плоттером, но, боясь очередной ссоры, решила промолчать.
Раздался звонок в дверь, переполошивший Дирка, который тут же начал прыгать вокруг Брона, теребя за полы его пальто.
— Да убери от меня эту собаку! — крикнул он. — Он сейчас порвет мне пальто!
— Я им сейчас скажу, чтобы убирались подобру-поздорову! — проворчала Мария-Альба, выходя из кухни с половником.
— Подожди, — остановила я ее, — сама разберусь.
Мне пришлось оттащить Дирка, кидавшегося к двери с громким лаем.
— Без комментариев! — крикнула я как можно громче. — Пожалуйста, оставьте нас в покое.
— Ради Бога, пусти меня, — раздался снаружи голос Порции.
Я сняла цепочку и распахнула дверь. Порция кинулась в мои объятия. Дирк, хотя и не был знаком с сестрой, с потрясающей сообразительностью позволил ей войти, но гневно набросился на преследовавших ее репортеров, не давая им подойти ближе. Я захлопнула дверь.
— Кто они? Весь мир сошел с ума! — Порция присела на ложе Клеопатры, не в силах держаться на ногах. — А это что за собака?
По ее лицу было видно, что с ней случилось нечто не совсем приятное. Она была в какой-то странной черной рубашке, которая была ей велика, и джинсах, тоже чересчур широких. Ее лицо было мокрым от слез, тушь растеклась и размазалась под глазами.
— Где ты была? Я так волновалась! — с упреком сказала я, едва сдерживая истерику.
— Не ори на меня! Я и без тебя довольно натерпелась. Еле живая приехала.
Я села рядом на кушетку и обняла ее:
— Как хорошо, что ты вернулась, я чуть не заявила в полицию, чтобы начали розыск.
— Этого еще не хватало! — Она отодвинулась от меня, и тут я заметила синяки на ее лице.