— Мы не можем все время есть куриное, — сказал он мне, поморщившись, — я думаю, надо приготовить деревенский пирог. Рецепт хороший, но простой. Вашей маме нужна калорийная пища.
— Спасибо вам за заботу, Ронни.
— О, да, — он понюхал пакетик с чесночной приправой, — я так преклоняюсь перед ней. Мне доставляет радость сделать для нее хоть что-нибудь. Я в восторге, что судьба свела меня с такой восхитительной женщиной… — Я села на стул, взяв на руки Дирка и приготовившись выслушать до конца его патетическое выступление. — А как ваш бедный отец?
Я очнулась, когда он задал этот вопрос.
— Ваша мама так страдает, что даже не может говорить об этом ужасном происшествии. Люди очень жестоки, они не понимают этого и все время пристают к ней с вопросами. Но мы-то с вами знаем, что такое душа великой актрисы, как она ранима и чувствительна.
Дирк спрыгнул на пол и, подобравшись к нему, внимательно обнюхал его ноги.
— Какой очаровательный щенок!..
— Он прелесть, — согласилась я. Дирк начал, ожесточенно рыча, грызть кость, которую вытащил из своей тарелки. — Слава Богу, он уже почти вырос.
— Н-да? — Ронни с сомнением посмотрел на собаку. — Мне так не кажется.
— Боюсь, эта клиника не была такой уж замечательной, как обещали в рекламе, — сказала я отцу, сидя напротив него за длинным столом в тюремной комнате свиданий.
Охранник прогуливался из угла в угол за моей спиной, мерно жужжала муха, вероятно потерявшая счет времени и не впавшая в осеннюю спячку. Отец выглядел очень печальным.
— …От операции остались шрамы, довольно заметные, ей постоянно приходится носить очки, как человеку-невидимке. Ну и Ронни тоже не повезло — он ходит в тюрбане, чтобы не показывать красную макушку. Поскольку операция стоила весьма дешево, то особо тщательно к ней и не готовились. И потом, их слишком быстро выписали. Но, я думаю, все пройдет со временем… — Мне хотелось хоть чем-нибудь его утешить, он очень похудел за последнее время, и меня беспокоило, ест ли он вообще. — Ронни пока остается у нас, это очень хорошо, потому что он умеет готовить. Мария-Альба еще не может заниматься кухней.
Бедная Мария-Альба так сильно пострадала от ЛСД, что врач настоял на помещении ее в больницу при монастыре святой Урсулы, где она бывала несколько раз и раньше. У нее были очень сложные отношения с сестрами обители — те постоянно склоняли ее принять монашеские обеты и оставить мирскую жизнь. С годами они как-то смогли договориться, и для религиозной Марии-Альбы встречи с ними перестали быть тяжелым душевным испытанием.
Сестры приняли нас довольно радушно и были ничуть не похожи на чопорных и слащавых воспитательниц, донимавших меня в детстве, но тут же сообщили, что орден считается закрытым и посещения больных не допускаются. Нам все же разрешили передавать посылки и обмениваться письмами.
— Бедная Мария-Альба… — отец покачал головой.
Казалось, он стал от этих новостей еще печальнее. Я вспомнила, что у ворот тюрьмы столкнулась с Мариной Марлоу. Она позировала фотографам и охотно отвечала на вопросы журналистов. Я слышала, как она говорила, что для нее не имеет значения, виновен мой отец или нет, — их дружба превыше всего. Однако я не сомневалась, что она была бы довольна, если бы отца признали виновным, — это придало бы ее собственной славе пикантность и привлекательную скандальность. К тому же и выглядела она весьма вызывающе — с распущенными белокурыми волосами, ярко накрашенная, с чересчур откровенным декольте. Лучше бы ей вовсе не появляться в таком месте.
— Я встретила Марину, — сообщила я отцу, — она, наверное, часто навещает тебя…
— Она принесла мне хорошего вина. Очень дорогого. Не знаю, кто кроме нее способен был бы на такой поступок.
— Ты имеешь в виду, — я понизила голос, — чужих людей?
— Конечно. Сказать по правде, здесь жизнь не сахар, и мало кому захочется навестить меня здесь. Видишь, мне даже пришлось отрезать волосы. — Только тут я поняла, чем объясняется разительная перемена в его внешности, — он сделал короткую стрижку. Лицо его выглядело еще более похудевшим. — Вон там, в конце стола, сидит О'Флаэрти, он предлагал мне табак на целый месяц, если я соглашусь поговорить с ним о театре и обучить его актерскому мастерству.
— Так что у Ронни есть еще время поухаживать за твоей матерью, только думаю, он ей надоест, — он похож на красноглазого кролика в шляпе.
Я некоторое время размышляла над его словами, потом сочла нужным заметить:
— Ронни оказался очень полезен в хозяйстве. Он ни на шаг не отходит от мамы, подает ей пальто и перчатки, приносит чай. И, по-моему, он делает это с удовольствием.