— Ты же знаешь, у него такой характер — он склонен ко всяким экстраординарным поступкам, лишь бы привлечь внимание публики. Ему казалось, что это все еще игра, он даже не осознал в ту минуту всю серьезность случившегося.
— Мне надо немного протрезветь, пойду суну голову под холодный душ, — он встал с дивана, — не уходи, я сейчас вернусь.
Я осталась на месте. Вечеринка шла своим чередом, музыканты наигрывали хиты Курта Уэйлла.
В это мгновение я услыхала голос, явно обращавшийся ко мне. Я подняла глаза и увидела Макса Френшэма. Он сел около меня на диван.
— Я видел, как вы пришли, но не мог отойти от Марины Марлоу, пока она не уехала. Вы же знаете, как она обидчива.
— Не знала, что она тоже здесь. — Я невольно отвернулась, стараясь скрыть волнение, — мне не очень-то было приятно слышать имя этой женщины. — Вы что, были ее кавалером сегодня?
Макс пожал плечами:
— Она страдает нарциссизмом и оценивает всех только по степени внимания, выказанного ее персоне. Если она сочтет, что я достоин быть с нею рядом, то мне достанется главная роль в следующей пьесе с ее участием.
— А как чувствует себя Каролина? — Я с трудом вспомнила имя его жены, дабы перевести разговор на другую тему.
— Неплохо. Но, если честно, я сильно за нее беспокоюсь.
— А что вызывает ваши опасения?
— Ей приходится принимать слишком много лекарств, сначала снотворных, потом наоборот — тонизирующих. От переутомления, от депрессии, от каких-то бесконечных нервных болезней. Невыносимо видеть, как она страдает. — Я несказанно удивилась его словам: Каролина представлялась мне непробиваемой, как железобетонная плита. Но, видя, как расстроен Макс, не могла усомниться в его искренности. — Если бы вы только знали, Хэрриет, как много вреда принесло ей это проклятое наследство.
— Я не знала, что она получила наследство.
— Давно. У ее отца были земли в Новой Зеландии. Представьте себе, что вам не нужно думать о куске хлеба, у вас есть все, чего бы вы ни пожелали. Всякий в таком положении почувствовал бы себя хозяином жизни. Каролине ведь никогда не нужно было работать, она никогда не сталкивалась ни с какими трудностями и в результате почувствовала себя выше всех остальных, талантливее, умнее, оригинальнее… Она даже захотела стать актрисой. Господи, — он обхватил голову руками, — иногда я сам не понимаю, как мог влюбиться в нее! — Но что я все говорю о своих делах, как ваш папа?
— Так себе…
Макс тронул меня за руку:
— Вы ведь не сомневаетесь, что он невиновен? Я жизнью готов поклясться. Он просто не способен совершить убийство. Кто угодно, только не он.
Я была так благодарна ему за эти слова, что даже не почувствовала, как сильно он сжал мое запястье.
— Я знаю, какая это трагедия для вас… — Вероятно, он имел в виду то, что мой отец оказался в тюрьме. — Почему бы нам не пообедать вместе на следующей неделе? Где-нибудь в уютном, тихом месте. Мы могли бы побеседовать обо всем… — Он уловил явную растерянность в моих глазах и поспешно добавил: — Не поймите меня превратно. Вы ведь красивая молодая женщина, а я несчастный женатый мужчина. Но у меня нет дурных мыслей на ваш счет.
Он грустно улыбнулся.
— Я вижу, что появился не вовремя, — раздался голос Руперта, — но, с вашего позволения, я хотел бы похитить у вас эту прекрасную юную особу для деловой беседы.
Макс тут же поднялся с дивана:
— Привет, Руперт, я думал, ты в Италии.
— Я возвращаюсь туда завтра утром.
— И куда на этот раз?
— Во Флоренцию.
— Ну, я пойду, с вашего позволения. — Макс улыбнулся мне: — Не забывайте, о чем мы договорились. — И повернулся к Руперту: — Спасибо за отличный вечер. Все, как всегда, очень удачно.
— Это Арчи стоит благодарить, без него ничего не вышло бы.
— До свиданья, Макс, — я помахала ему рукой на прощанье. Судя по его движению, он надеялся, что я позволю прикоснуться к себе еще раз, однако я воздержалась. — Надеюсь, Каролине станет лучше.
— Пойдем, нам уже пора… — Руперт взял меня под руку и повел сквозь толпу гостей прочь от Макса.
— Твои друзья не обидятся, что ты их покинул? — спросила я, когда мы подошли к двери.
— Не смеши.
Руперт поймал такси прямо около дома, и мы сели в машину.
— Так на чем мы остановились? — заговорил он, как только мы покатили по шоссе. — Ты о чем-то хотела попросить меня?
Он молча выслушал мой рассказ о том, в каком положении оказалась наша семья после ареста отца.
— Понимаешь, — сказала я в завершение, — у нас почти не осталось денег, чтобы платить за хлеб и молоко, за воду и газ. Нас шесть человек, а сейчас у нас еще живет Ронни. Это такая дурацкая идея… Я бы ни за что не стала просить тебя, если бы папа не настоял. Он сказал, что ты единственный, кто может… кто может… — Мне смертельно не хотелось продолжать, и больше всего я боялась, что он решит, будто отец обратился к нему, напоминая о том, что Руперт обязан нам за прошлое гостеприимство… — Вообще, ты единственный наш близкий друг…