— Я почти не бывала в таких заведениях, папа всегда говорил, что я совсем невежественна в этом вопросе.
— Разве никто из поклонников не приглашал вас на ужин?
Я рассмеялась, мысленно представив себе Доджа в ресторане.
— У меня был только один поклонник, и тот анархист.
Макс улыбнулся, так что сверкнули его ослепительно белые и зубы.
— Не могу поверить. Вы меня удивляете, Хэрриет. Только один поклонник у такой красивой женщины?
— Я почти никуда не ходила. Мне нравилось сидеть дома.
— Не верю, вы что-то от меня скрываете.
Но мне настолько неприятно было вспоминать о Додже, что я постаралась перевести разговор на другую тему.
— Какие чудесные цветы, — я кивнула на серебряную вазочку, — мне очень нравятся ландыши. И так пахнут даже в ноябре!
— Простите, Хэрриет, — вдруг серьезно произнес Макс, — это вовсе не мое дело…
— Что?
— Ничего. Давайте забудем об этом. Я не хотел огорчать вас. Расскажите мне лучше о вашей новой работе.
Мы успели выпить полбутылки шампанского, пока я делилась с Максом своими впечатлениями от «Брикстон Меркьюри». И к концу рассказа на лице его появилось скучающее выражение. Уже подали устричный коктейль, а я все рассказывала о спиритическом сеансе.
— Они свежие? — спросил Макс, кивнув на устриц.
— Даже слишком, по-моему, они еще живые… — Он с интересом наблюдал за мной. — Никогда не ела их раньше.
— Попробуйте, они вполне приличные.
— Может быть, лучше вы их съедите? Мне так будет легче… — Я положила вилку на край тарелки. — Не хочу показаться сентиментальной, но мне их жалко — я никогда не могла смириться с безжалостными законами пищевой пирамиды, царящими в природе.
Макс улыбнулся и продекламировал, не сводя с меня глаз:
— «Алиса в Зазеркалье», с детства обожаю эту книгу, — призналась я Максу. — Руперт подарил ее мне на день рожденья много лет назад.
— Руперт Вульвеспурджес? Я не знал, что вы близко знакомы.
— Да, я тогда была еще ребенком. Но потом мы долгое время не виделись. И только недавно встретились снова. И теперь я понимаю, что он очень изменился, и почти ничего не знаю о его нынешней жизни.
— Мне кажется, вообще нет человека, который бы мог похвастаться, что знает что-то о его жизни.
— Он не нравится вам?
— Нет. Вовсе нет. К тому же не так много общаюсь с ним. Оно и понятно, Руперт не питает симпатии к актерам. Он странный человек. На мой взгляд, суховат и немного зануден. Даже когда руководил театральными постановками, с ним было не просто работать. Я предпочитаю Арчи. С ним гораздо веселее, и потом, Руперт всегда говорит на такие сложные темы, а я поверхностный, ленивый человек и склонен болтать обо всяких пустяках.
Макс улыбнулся, и я подумала, Каролине очень повезло с мужем. Во всяком случае, Макс был настолько очарователен, что его гипнотическое обаяние действовало даже на женщин за соседними столиками.
— Я впервые слышу, что он ставил пьесы.
— Он сделал очень хорошую постановку «Гедды Габлер» в Нью-Йорке, совсем недавно. А в прошлом году участвовал в подготовке «Фиделио» для оперного театра.
— Вот это да! — Я была вне себя от изумления — оказывается, Руперт знаменитость в театральном мире, а я и не подозревала об этом.
— Хэрриет, скажите мне, в чем вы действительно нуждаетесь? — Макс положил свою руку поверх моей, легонько сжав ее. — Я могу что-нибудь сделать для вас? Готов оказать вам любую помощь, какая в моих силах.
— Ваш отец был для меня идеалом, моим учителем и примером для подражания. Он способен заставить зрителей поверить в истинность происходящего, заворожить их. А без этой магии не существует настоящего театра, и всем нам следовало бы учиться этому у него. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, думаю о вашем отце и горжусь тем, что мне выпала честь работать с ним вместе.
Я не раз видела людей, восхищавшихся талантом моего отца, он всегда находился в центре внимания, и я успела привыкнуть к этому. Но только после слов Макса я смогла понять, насколько велико на самом деле было обожание, которым окружала публика моего отца.
— Как чувствует себя Каролина? — спросила я, стремясь немного охладить его восторженный настрой, к тому же я ни на миг не позволяла себе забыть, что он женат, и беспокоилась о том, что этот ужин в дорогом ресторане не все способны были бы воспринять как невинную дружескую встречу.