— Почему ты ничего не рассказала мне о нем? — с обидой спросила Порция, после того как Корделия растрезвонила ей о моей вчерашней встрече.
— Потому что рассказывать было не о чем. Мы всего лишь ужинали вместе — и все. Неужели мужчина и женщина не могут встретиться и просто поговорить? У него есть жена, которой он дорожит, и я вовсе не считаю, что он питает ко мне какие-то чувства.
— Ну да! — возразила Корделия. — Все видели, какой букет он прислал тебе.
Она указала на вазу с ландышами, благоухавшими на всю гостиную.
— Хэт! — воскликнула Порция. — Ты обманщица! Думаешь, я поверю твоим словам после этого? Никто не станет посылать такой подарок, если у него нет интереса.
Мне не хотелось продолжать этот глупый разговор и выслушивать бестактные советы относительно того, как мне наилучшим образом воспользоваться вниманием Макса Фрэншема, дабы извлечь из этого материальную выгоду. Поэтому, не говоря больше ни слова, я вышла из гостиной и удалилась к себе в комнату.
Я окинула взглядом свою маленькую комнату, больше похожую на монашескую келью, и надела мантию, чтобы хоть немного согреться. У меня в столе хранилась небольшая коробочка конфет и цукатов, напоминавшая о лучших временах. Только благодаря кулинарным талантам Ронни скудость нашего теперешнего рациона была не так ощутима, но о былых роскошных трапезах, устраиваемых Марией-Альбой, оставалось только вспоминать. Я надеялась, что сладости поднимут настроение и помогут пробудить мои совсем было угасшие поэтические способности.
Я пыталась написать хоть пару строчек, но мне это никак не удавалось. Я съела несколько конфет и, едва удержавшись, чтобы не расплакаться от непонятной тоски, посмотрела в окно. Даже теперь мне было нелегко прочесть его снова, хотя содержание я помнила почти наизусть. Это письмо, которое он написал, когда мы только познакомились. В нем он объяснялся мне в любви и уверял, что думает обо мне днем и ночью. Я болела целую неделю, и мы не могли с ним увидеться, но он скучал по мне и даже приложил к письму цветок шиповника, который я положила в книгу «Тяжелые времена» Диккенса. Хотя Додж не читал романов, мне казалось, что это произведение могло бы ему понравиться.
Когда я получила от него последнее письмо, то чувствовала себя такой несчастной, что не могла без слез вспоминать о наших отношениях. Но, как ни странно, вскоре эта боль стала утихать, острота обиды притупилась, и я перестала сокрушаться из-за того, что наш роман подошел к концу.
Гораздо больше общего у меня с Максом. Я была ему признательна за великолепный подарок, хотя он и поставил меня в весьма неловкое положение, — в моей семье это истолковали как доказательство интимной близости между нами.
Мои мечты омрачались только мыслями о Каролине — я запомнила ее шикарно одетую, со скучающим видом сидевшую за столом на прошлом дне рождении мамы. Тогда она вовсе не показалась мне несчастной; и вообще, ее образ никак не вязался со всем, что рассказывал о ней Макс. Самоубийство, депрессия, одиночество… Я посмотрела на Марка-Антония, лениво потягивавшегося на постели. Нет, как бы то ни было, я не должна больше обнадеживать Макса, внося еще большую сумятицу в его супружескую жизнь.
— Хэт, — позвала Порция из-за двери, — Макс просит тебя к телефону.
— Скажи, что меня нет дома…
— И какой приговор? Жаль, что меня там не было… — Хотя отец был коротко острижен и бледен, выглядел он бодрее, чем в прошлую нашу встречу. Глаза его светились от радости; и мне очень хотелось узнать, что же произошло. — Развязка — самый волнующий момент в пьесе. Помнишь тот драматичный момент в «Зимней сказке», когда покрывало падает и звучат слова: «В ней теплится и бьется жизнь»?
Отец произнес эту фразу так громко, что на нас, как всегда, оглянулись все присутствовавшие в комнате свиданий.
— Вот настоящая магия поэзии, доставляющая нам ни с чем не сравнимое наслаждение.
— Иногда, папа, лучше, чтобы покрывало не падало. Я чуть в обморок не упала, когда увидела нос Ронни, — сказала Корделия, пришедшая вместе со мной навестить отца.
— И слава Богу, что мы все это смогли пережить, — добавила я. — Мамин рот теперь стал гораздо меньше, но Ронни говорит, что так даже аристократичнее.
На самом деле ничего аристократичного в нем не было, наоборот, возникало ощущение, что она постоянно держит губы вытянутыми трубочкой. Но мама была убеждена, что теперь на ее лице незаметны морщины.
— Почему же ты не сказала ему, что у него аристократичный нос, как у Джуди Гарленд? — смеясь, перебила меня Корделия. — Он стал похож на мои старые кеды.