— Приятно познакомиться, мисс Бинг, хорошо, что вы не отказались приехать к нам в гости. Но дорога вас, должно быть, очень утомила! — Я заметила, что у нее очень сильный северный акцент.
— Это моя сестра Корделия.
— Милое дитя! Добро пожаловать. Вы замерзли, да? — Корделия, порозовевшая от мороза и свежая, потрясла золотистыми кудрями. — И промокла насквозь! Поднимайся наверх, тебе надо переодеться, а то простудишься. О, я еще вас не познакомила с Джанет. Милая, где же ты?
Джанет стояла за нашей спиной у елки, держа в руках груду шариков и мишуры. Они выглядели каким-то инородным ярким пятном на фоне ее темного платья, пепельных волос, собранных сзади в хвост, и бледного лица. Только на груди у нее слабо поблескивала вышивка; ее вид почему-то заставил меня вспомнить наших монастырских воспитательниц. И почему-то сразу я почувствовала себя виноватой, разумом понимая, что для этого нет никаких причин. Она была хороша собой, но в ее лице было нечто, заставляющее предположить непреходящую душевную печаль или несчастливую судьбу, с которой ей пришлось смириться. Мэгги взяла у нее елочные украшения и положила их в коробку.
— Это миссис Уэйл, моя подруга и компаньонка, не знаю, как бы я со всем справлялась, если бы не ее помощь.
Миссис Уэйл протянула мне руку, но вовсе не для пожатия, как я решила поначалу, а для того, чтобы забрать у меня чемодан. При этом она даже не подняла головы и не взглянула мне в лицо.
Наверху вдоль балюстрады на стенах висели картины, окно в самом конце коридора было наглухо занавешено. Я поднялась по ступеням вслед за Мэгги. За одной из дверей горел свет, и в этот момент я вспомнила то, что говорил мне Арчи, — «этот дом повидал так много призраков, как ни один другой в Англии». Хрупкая миссис Уэйл покачивалась из стороны в сторону, неся наш тяжелый чемодан. И мне стало неловко из-за того, что я доставила ей столько забот.
— Наверное, это очень старый дом? — спросила я.
— Очень старый, дорогая, — отозвалась Мэгги, остановившись у окна. Она отдернула плотную занавеску. — Его построил первый из рода Пай, Освальд, в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. Он был незаурядным человеком, поднялся с самых низов, ему даже приходилось работать пастухом. Но перед смертью ему уже принадлежали все здешние рудники.
Она осторожно опустила красную портьеру, а затем подошла к одной из картин и провела пальцем по раме, покрытой заметным слоем пыли.
— А что это были за рудники? — полюбопытствовала я.
— Оловянные, дорогая… — Я была немного разочарована ее ответом, надеясь услышать какую-нибудь необычную историю о добыче золота или драгоценных камней. — Вот он, основатель нашей династии, — добавила она, указав на портрет на стене.
Я остановилась перед картиной, на которой был изображен маленький человечек с настороженными темными глазками и кожей, изрытой оспинами, в пышных накрахмаленных брыжах.
— А не он ли и есть тот самый наглец, что периодически невидимкой заглядывал в чужие спальни? — спросил Арчи.
Мэгги вздохнула и, прищурившись, строго посмотрела на него сквозь очки.
— Я не советовала бы тебе шутить такими вещами, милый мой, и на твоем месте сказала бы так: «Прости меня, мистер Освальд, да не будут меня ночью мучить кошмары, и да не услышу я над ухом леденящий кровь шепот».
— О чем идет речь? — спросил Руперт, поднявшись к нам и тоже остановившись перед портретом.
— Обычно Джонно повторял эту короткую молитву, перед тем как отправиться спать, а я всегда вспоминаю ее, когда мне нужно успокоить нервы.
Арчи пожал плечами, а я, продолжая разглядывать портрет, подумала об этом загадочном Джонно, всерьез, должно быть, относившемся к историям о похождениях призрака — основателя этого поместья. Сделав еще несколько шагов по галерее, я увидела другой портрет — старый беззубый плут, что-то царапавший пером на листе бумаги. Глаза у него от усердия собрались в кучку у переносицы.
— А это кто?
— Сэр Галахад Пай, первый сын Освальда.
— Вот кто, оказывается, первым воспользовался плодами достижений своего выдающегося предка, — заметил Арчи, — выглядит не менее зловеще, но все равно — страха он мне не внушает.
— Тс-сс… — Мэгги возвела глаза к потолку и приложила палец к губам, — старик Гэлли все слышит. Он пользовался всеобщим уважением, участвовал в нескольких войнах и всегда храбро сражался.